ревом, судя по всему, означавшим высшую степень радости. Старый Маклин, с тряпкой в одной руке и масленкой в другой, поприветствовал меня из глубины машинного отделения. Я сразу почувствовал себя как дома.

Через час мы уселись за стол. По мере того как содержимое бутылок уменьшалось, беседа становилась все оживленнее и кончилась тем, что Маклин голосом, больше похожим на рев старого моржа, затянул песню, а мы подхватили, и начался форменный концерт. Атмосфера в маленькой каюте накалялась. Не знаю, сколько бы еще это продолжалось, если бы после одного номера, во время которого наш рев, должно быть, разносился на добрую милю, я, взглянув на часы, не заметил, что было уже около одиннадцати. Поднявшись и не без труда отклонив предложение остаться на ночь, я напомнил своему приятелю Персивалю о его обещании доставить меня на берег. Он был верен слову, и через пять минут мы уже спускались в лодку, напутствуемые добрыми пожеланиями моих приятелей. Последним, кого я видел перед отплытием, был старший механик, перевесившийся через борт и пытавшийся нечеловеческим голосом спеть мне на прощание нечто в высшей степени печальное.

Распрощавшись с Персивалем, я направился по улице Ост-Индийского дока. Ночь была темная. Шел мелкий дождик. И темнота, и дождь придавали этой в высшей степени непрезентабельной улице еще более мрачный вид. Несмотря на сравнительно поздний час и скверную погоду, тротуары были полны народу. Кругом сновали подозрительного вида мужчины, грубо накрашенные женщины, полупьяные матросы. Я находился в одном из самых глухих кварталов Лондона. Когда я свернул на небольшую улицу, которая, по моему мнению, должна была привести меня к вокзалу, неожиданно случилось следующее происшествие: двери одной из харчевен резко отворились, и оттуда вылетел какой-то человек, которого, видимо, вытолкнули из зала. Он полетел прямо мне под ноги, и я едва успел отпихнуть его от себя. Подняв глаза на вывеску заведения, откуда появился этот субъект, я прочел надпись, сделанную крупными буквами: «Грин Сейлор». Мне сразу вспомнилась телеграфная контора в Борнмуте, мистер Бакстер и странная телеграмма, адресованная «Доктору Николя. Отель „Грин Сейлор“. Ост-Индийский док».

Я был так поражен, что несколько минут бессмысленно глядел на эту вывеску. Затем, приняв решение, вошел. Миновав коридор, я попал в небольшую комнату, где никого не было. Посередине стояли стол, а вокруг него пара стульев. На стенах висело несколько картин отвратительнейшего содержания. Слева была дверь, которая вела в смежную комнату. Маленький коренастый человек, суетившийся около прилавка, подошел ко мне и спросил, чего я желаю. Я заказал стакан виски и приготовился начать свои расспросы относительно мистера Бакстера, но в тот момент, когда я уже был готов задать свой первый вопрос, в соседней комнате, дверь которой была слегка приотворена, раздался голос, заставивший меня подскочить от удивления, — голос самого Бакстера.

— Уверяю вас, — говорил он, — это было безнадежное предприятие с начала и до конца. Никогда в жизни я не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда узнал, что он пришел к ним прощаться.

В этот момент один из собеседников, по-видимому, заметил, что дверь не закрыта, поскольку я услышал, что он встал и направился к ней. Прежде чем захлопнуть ее, он из любопытства выглянул в ту комнату, где я сидел. Это был Бакстер собственной персоной, и, проживи я еще хоть целое столетие, я никогда не забуду того выражения, которое появилось на его лице, когда его взгляд упал на меня.

— Мистер Гаттерас… — прошептал он, прислонившись к стене от неожиданности.

Решив воспользоваться его замешательством, я бросился к мнимому гувернеру и начал сердечно жать ему руку. Я заметил, что он был облачен не в свой обычный длиннополый сюртук, придававший ему клерикальный вид. Бакстеру было уже слишком поздно притворяться, что он не узнал меня, а чтобы он не смог захлопнуть дверь, я просунул ногу между ней и косяком.

— Вот уж где я никак не ожидал встретить вас, мистер Бакстер. Надеюсь, вы разрешите мне присоединиться к вам? — почти дружеским тоном поинтересовался я.

Не дав ему времени ответить, я вошел в комнату. Я был почти уверен, что увижу там именно того человека, которому была адресована телеграмма, другими словами — доктора Николя. Но кто такой этот Николя? Встречал ли я его когда-нибудь прежде? Мое любопытство было удовлетворено, и притом самым неожиданным образом. За столом сидел, обратившись ко мне лицом, человек, которого я встретил во французском ресторане — он отгадал мое имя по визитной карточке, лежавшей у меня в кармане, и предсказал мне отъезд Филлис. Его, казалось, ничуть не удивило мое появление. Он встал и спокойно протянул мне руку:

— Добрый вечер, мистер Гаттерас, я восхищен, что вижу вас. Значит, вы уже знакомы с моим старым другом Бакстером! Присаживайтесь.

Я уселся напротив него. Мистер Бакстер смотрел на нас с таким видом, точно не знал, уйти ему или остаться. Наконец, видимо, приняв какое-то решение, он направился к доктору и сказал:

— Итак, я не могу рассчитывать на вашу поддержку в этом предприятии?

— Если бы у меня было лишних пять тысяч фунтов, я бы еще подумал об этом, — ответил Николя, — но поскольку у меня их нет, то вы сами понимаете, что это невозможно.

Затем, видя, что его собеседник хочет уйти, он продолжал:

— Но вы, кажется, торопитесь? Всего хорошего.

Мистер Бакстер с неестественной сердечностью пожал нам руки и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Николя обратился ко мне:

— По-видимому, есть что-то притягивающее в жизни миссионера. Несмотря на то что мистер Бакстер занимает великолепное место воспитателя при молодом Бекингеме, он опять хочет поехать в Новую Гвинею и подвергнуться тем же лишениям, которые испытал раньше.

— Разве он был в Новой Гвинее?

— Он провел там пять лет, как сам мне сообщил.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— В таком случае я должен вам сказать, что мистер Бакстер, несмотря на занимаемый им пост, не всегда говорит правду.

— Крайне неприятно это слышать. Какие у вас основания так думать?

— Очень простые: когда я разговаривал с ним в Борнмуте, он совершенно ясно сказал мне, что никогда в жизни там не был.

— Вы, должно быть, не поняли его. Впрочем, это нас не касается.

Доктор Николя позвонил и приказал слуге подать еще вина. Затем, закурив папиросу, откинулся на спинку стула и поглядел на меня прищуренными глазами. Едва он принял вышеуказанную позу, как под столом послышалось легкое царапанье, и в следующий момент громадный черный кот прыгнул на стол. Много я видал различных кошек — китайских, персидских, ангорских, но ничего подобного не встречал. Потершись о рукав доктора, кот вспрыгнул к нему на плечо. Заметив мое удивление, Николя улыбнулся и начал гладить животное.

— Итак, мистер Гаттерас, вы собираетесь нас покинуть?

— Да, — ответил я со вполне понятным изумлением, — но откуда вы это знаете?

— Вспомните те фокусы — назовем их фокусами, — которые я показал вам неделю или две тому назад, и вы поймете, что этот вопрос лишний. Билет лежит у вас в кармане.

В продолжение всей этой тирады он ни на минуту не спускал с меня своих удивительных глаз, чем-то неуловимо похожих на сверкающие глаза кота, сидевшего у него на плече. Казалось, он читал каждую мою мысль.

— Кстати, я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу этих самых фокусов. Знаете, в прошлый раз вы сделали мне удивительное предсказание.

— Очень рад слышать это. Надеюсь, что оно пошло вам на пользу? — ответил Николя.

— Скорее, наоборот. Оно причинило мне массу неприятностей. Но я хотел бы знать, как вы это делаете.

— Я быстро лишился бы своей славы провидца, если бы открыл свой метод предсказаний. Тем не менее сейчас я дам вам новое доказательство того, что я в известной степени могу читать будущее. Достаточно ли вы доверяете мне, чтобы принять его?

— Посмотрим сначала, что вы скажете, — ответил я, стараясь не смотреть в его пронизывающие