его быстр; когда он говорит, слова у него на языке; когда он борется, все его силы наготове. Так вот и протекает всегда жизнь хорошего человека.

Во времена, когда образовались Четыре сумуна из Семи хошуунов наших тувинцев и возникла власть и религия, жил у реки Хомду человек по имени Арвыйанг. Арвыйанг был таким метким, что никогда не стрелял в землю, и был так благороден, что на голую землю никогда не садился.

А если спросят, как прознали про достоинства Арвыйанга, то вот как дело было.

Во времена божественного Сарыг Даа спустился он в полном снаряжении с той вон горы к храму Алдын Дзуунунг Оргээ, юрте- дворцу Золотого Будды, и, привязав своего коня, вошел в нее. Тут сказали:

— Что это за невежа? Не говоря ни слова, спустился к юрте- дворцу Золотого Будды и привязал своего коня!

И еще услыхал он: «Дать ему триста пятьдесят ударов!»

И чтобы вынести приговор, собрали всех подданных и велели привести его к правителям.

— Почему ты спустился со своим ружьем к юрте-дворцу Золотого Будды и привязал там своего коня? — спросили его, и он ответил:

— О да, я привязал его! Верно, что я прибыл сюда в полном одеянии. Я ведь мужчина! Верно, что я приехал на коне с оружием и остановился здесь. Ведь я мужчина! Ведь это мое черное ружье врезается мне в плечо! Ведь это моя шапка из меха тарбагана покрывает мою голову. Так как этот Золотой Будда — правящая власть, ему известно все, что происходит за многими горами. Бурган понимает все, что происходит за шестьюдесятью горами, и знает все, что происходит за шестьюдесятью морями. Раз в коричневом сердце моем несправедливость, я скажу все!

Все онемели.

— Речь Арвыйанга правдива. Ответ его правилен. Ведь говорится:

Что бы от него осталось, если бы ему дали триста пятьдесят ударов? А Арвыйанг-то ведь — один из достойнейших людей, человек, знающий все девять мудростей. Ну если не все девять, то три- то из них мы увидим! — решили тут.

И когда он согласился: «Так тому и быть!»— ему сказали:

— Ты говорил: «Мое черное ружье врезается мне в плечо!»

И он решил: «Буду стрелять в цель!»

— Если я, выстрелив подряд три раза, попаду, зовите меня метким!

На расстоянии пятидесяти шагов насадили на пику серебряную монету. Он встал, широко расставив ноги, вложил одну пулю в ствол ружья, а две вложил в рот. Казалось, что раздался лишь один выстрел, но из ствола трижды шел дымок. Когда взяли и посмотрели серебряную монету, то увидели в ней три соединяющиеся цветком дырки.

— Ах ты, — закричали, — милостивый! Вот это был выстрел! А теперь пусть покажет свое умение плавать!

Привели его к берегу красных вод реки Хомду. Он быстро снял с себя сапоги и платье и бросил их на землю. Потом он поджег один запал пропитанного порохом трута, спрыгнул с берега и переплыл реку; доплыв до противоположного берега, он перевернулся на спину и, еще прежде чем догорел подожженный трут, приплыл обратно и вышел на берег.

— О, вот это настоящий мужчина! — закричали все, восхищаясь им.

А третьим было то, что ему велели прочитать наизусть текст «Бандзыракчы». Пригласили двух ученых лам, приготовили высокое сиденье из подушек и войлочных ковров и велели ему читать наизусть «Бандзыракчы». И он начал декламировать на следующий день в полдень с преимуществом во времени в три строфы. Оба ламы не смогли догнать его и отстали.

— О да, он человек прекрасных дарований! Разве не так? Ну и добрый же герой! — говорили вокруг, и ему пойали арагы в чаше из золота и серебра, забили скот для его ночного пира, на прощание подарили ему шелку на шубу и хадак и проводили его.

Когда он вернулся в свою юрту, один человек из монастыря Далай дербетов в Увсу пришел с приглашением прийти в их монастырь. Он пошел туда, два дня ему велели ждать и отдыхать. А на третий день пришел знаменитый Хамбы Лама и, обменявшись с ним приветствием, спросил:

— Что есть один?

Арвыйанг ответил:

— Если бы не было одного, откуда бы взялось число «тысяча»?

Тот спросил:

— Что есть два?

— То, что увидел двумя глазами, может ли человек потерять?

— Что есть три? — спросил Хамбы Лама.

— Лошадь, у которой связали три ноги, может ли она далеко уйти?

— Что есть четыре?

— О, четыре! Когда достигнешь четырех лет, почему бы не начать работать?

— Что есть пять?

— Как пройдет пять девяток, не замерзнет ли суп в тарелке?

— Что есть шесть?

— Если астролог не знает своих астрологических расчетов, к чему ему тогда носить это имя?

— Что есть семь?

— Когда Семь ханов достигнут зенита, почему не наступает тогда рассвет?

— Что есть восемь?

— О, если восемь вечеров подряд читать священные тексты, почему бы не разбогатеть от этого?

— Что есть девять?

— Почему человек, владеющий девятью премудростями, ложится спать на пустой желудок?

— Что есть десять?

— Почему заняты не все седельные ремешки [110], когда убит олень с разделенными на десять ветвей рогами?

И он засмеялся так громко, что разлетелись надвое рога пестрого козла, рога ста оленей и хвост темно-каурой лошади. Тут все закричали:

— Вот это действительно добрый герой удивительнейших способностей, добрый, добрый!

Арвыйанг, одетый в шелка, поскакал на своем иноходце и приехал, дважды переночевав в пути, к своей юрте.

Тут сказала его жена:

— Ты не остался здесь со своей семьей и оставил здесь одну меня, девушку из чужой страны. Я ухожу обратно! — И она собрала свои вещи. Арвыйанг взял шоор, подул в него и всей душой своей вопросил свою поседевшую мать Хомду и своего покрытого снегами великого Хан Гёгея о том, почему все так получилось.

Сколько дней играл он на шооре, не выпуская его из рук! Тут жена его сказала:

— Ой, не сохнут ли у тебя рот и горло?