пришла сюда. Священник нашел вас ночью на этой скамейке и принес вам воды. Хотите? - спросила девушка и протянула Готель стакан.
Утро принесло некоторое облегчение. Николь шла рядом, поддерживая свою спутницу под руку.
- Простите, дорогая, что заставила вас волноваться, - сказала Готель на выходе из собора.
- Не стоит извиняться, матушка, - замахала руками девушка, - позвольте я провожу вас домой. И как я сразу не додумалась зайти в собор. Должна признаться, я редко посещаю храм. Вот мои родители были истинными католиками, а моё духовное воспитание, похоже, рассеялось где-то по дороге из Италии в Лион, - захихикала она.
Пожалуй, это то, что было сейчас необходимо Готель. Отвлекающий голосок, ласкающий и баюкающий её больное сердце. По этим ноткам, на свою беду Готель выстроила в своем уме хрупкую иллюзию их близости, а потому всплывающие время от времени реалии причиняли ей достаточно много боли.
- Вы снова пойдете к Николь? - спросил Жак.
- Да, она сегодня вечером встречается с Винсентом, а потому зайти не сможет, - Готель насилу уложила платья в сумку, тяжело вздохнула и села на скамью.
- Вы очень привязаны к этой девочке.
- Но что бы я ни делала, всё тщетно, - досадовала она, - я так старалась сделаться ей ближе, но всё же ей прекрасней её друг.
- Она взрослеет, это неизбежно, - обнял её сзади Жак.
- И вы уходите? - повернув голову через плечо, опустила глаза Готель.
- Да, мне пора, - ответил он.
Последнее время Жак приходил всё реже. И чем реже он приходил, тем чаще Готель всматривалась в свое отражение. Похоже, ей снова было сорок. Она замечала новые морщинки, по которым судила о настроении прожитых лет и не очень горевала по поводу Жака, который, как и большинство мужчин, оказался влюбленным лишь в недолговечную женскую красоту. 'Глупец', - подумала Готель. Но, то ли от бессмысленности своего возраста или от того, что события бесценной жизни не доходили до её души, Готель была привязана к Жаку так же, как к проезжему торговцу сладостями. Как бы то ни было, сейчас её волновала, всё более явно ускользающая, Николь.
- Винсент говорит, - лепетала девушка, - что когда заработает достаточно денег, мы сможем уехать куда захотим. И я уж совсем растерялась, поскольку он непременно желает отправиться на юг, а я даже не знаю, как воспримет такую новость Карл. Хотя Винсент сказал, что у берегов Сицилии есть острова чудесные и что к Италии совсем близко.
Не выдержав такого количества Винсента в своем доме, Готель оставила вышивку и поднялась к огню, где кипел обед.
- А я, признаться, дом не покидала с детства, - продолжала лепетать Николь, - но как ему сказать о страхе быть вдали от дома; он так мечтателен порой, что я почти не знаю, что мне делать. Винсент…
- Бросьте же! - обжегшись о горячий чан, не стерпела Готель, которая уже была готова этого Винсента убить.
- Простите? - погасла девушка.
Готель, поняв, что несколько погорячилась, артистично рассмеялась:
- Ну, полно вам, дитя, чего ж здесь страшного. Разве что шторм в пути застанет, - махнула она рукой и повернулась обратно к чану.
- Да…, - удивленно протянула девушка, - об этом я как-то не подумала.
Николь давно уже исполнилось двадцать, и все её мысли были заняты лишь предстоящим бракосочетанием, что приводило Готель в трудно скрываемое негодование. Николь же, отчасти чувствуя это, чаще предпочитала Винсента, чем невольно, но всё же сильнее задевала Готель. Готель понимала, что подобное общение недопустимо и, чтобы хоть немного укротить своего беса, начала посещать собор и проводить там по нескольку часов к ряду. Постепенно время, проводимое в Божьем храме, выросло настолько, что она оставила и лесные прогулки. Конечно, она знала, что может начать все заново, омолодиться и сменить город. Но прежде ей хотелось обуздать свой гнев, чтобы в следующей жизни не срываться на случайных людей и не причинять им боли. Карл же, со своей стороны, был очень благодарен Готель за вмешательство в судьбу его падчерицы:
- С той поры, как вы стали присматривать за ней, мне стало гораздо спокойнее оставлять дом, - говорил он.
- Вы привезли то, что я у вас заказывала? - поинтересовалась Готель.
- Да, мадам Сен-Клер, - засуетился тот и достал из сумки сверток.
Когда Карл ушел, Готель развернула его на кровати. Это был превосходного качества белый шелк для свадебного платья Николь. Платья, которое должно было стать излечением души Готель и её последним важным делом в этой жизни. К тому же, она не хотела наблюдать, как растворяется в воздухе её очередная иллюзия и дожидаться старости, когда от сердечной или другой боли ей придется снова взяться за клюку.
Вместо этого она с редкой кропотливостью очерчивала силуэт будущего платья и бережно разглаживала руками материал, совмещая его края. Она вложила в него столько любви, сколько оставалось в ней, поскольку была уверена, что делает благое дело, и Николь не станет жертвой Короны, кормящейся наследниками и их матерями. Она хорошо знала невесту и, метая швы, представляла себе её руки и жесты, и высвобождала чересчур затянутый рукав; обшивала пояс и размышляла, будет ли тот или иной элемент удобен, когда, к примеру, Николь будет брать Винсента под руку.
Готель не планировала становиться свидетельницей их венчания, а потому договорилась с Николь, что та сама зайдет за своим свадебным подарком. Аккуратно сложив и перевязав платье, Готель оставила его на столе и, взяв у порога клюку, вышла из дома.
Перебирая подножную траву в поисках ягод и не чая при этом что-нибудь найти, она размышляла о своей лионской жизни, насколько сумбурной она была; каждое событие которой наступало гораздо быстрее, чем ожидалось. И в какой-то момент Готель осознала, что просто оказалась не готовой: ни оставить прошлое, ни, тем более, начать что-то новое. Вместо чистого листа она нашла себя окутанной ворохом старых дилемм, забот и не решаемых вопросов. И сейчас она видела это единственным ответом её небесного послания. А это означало, что дабы полностью принять сей дар, каковым он ей открылся, Готель было необходимо покинуть мир, не занимаясь служением Богу во имя его, а всецело предать себя Всевышнему, лишь во спасение своей заблудшей души.
Оставив у цветка двадцать с небольшим, Готель устремилась на север. И когда выше по течению снова вышла к Соне, прежде чем умыться, она долго всматривалась в свое новое отражение. 'Сколько мне теперь? - размышляла она, - двадцать, может двадцать один'. Это было важно только потому, что внутри ей было давно за шестьдесят, а между тем, ей следовало вести себя адекватно в людях, соответствуя нормам своего внешнего облика.
Она шла пешком, одна, взяв с собой лишь немного денег, чтобы не умереть с голоду. Разумеется, она могла нанять в Лионе экипаж, но побоялась, что это может стать очередным шлейфом из её прошлого; к тому же, если можно так сказать про католиков, для Готель это был своего рода хадж, а также время подумать о прошлом и будущем.
Через несколько дней, минуя Дижон, а потом и Труа, Готель, наконец, оказалась в Паркле.
VIII
1221 год.
- Вы так часто бываете здесь, матушка, - заметила одна послушница, присаживаясь на скамейку в парке, - что можно подумать, будто вы знали её.
- Едва ли, - улыбнулась Готель.
