Пляж опустел. Готель шла по воде, держа в руках свои сандалии; края её платья огрубели от выступившей соли, и волосы спутались на загорелых плечах. Пожалуй, из всех пережитых ею лет, эта жизнь в Марселе стала самой счастливой и безмятежной на её долгом веку. 'Я много смеялась последние годы', - подумала она, разглядывая в своем отражении небольшие морщинки на уголках глаз. Её очередная жизнь доходила к концу, вследствие чего нужно было снова решать, куда ехать дальше, что очень напоминало ей её кочевую жизнь в таборе. У Готель снова не было дома. Постоянного дома. Но она о том не жалела, как не жалела об исчезнувшем Жербере. И это стало её новым качеством - не жалеть о случайных потерях. Словно в глубине своей души, на фоне бесконечного и мимоидущего времени, она утратила некое мерило ценностей в короткой жизни бесценных. И сейчас, это было единственным, о чем она сожалела. Все остальное приобрело новую метафизическую философию, рано или поздно меняющихся вещей в зависимости от её ипостасей.

Что же касается следующей, то Готель, наконец, решила посетить Турин - город, в котором она родилась, но которого, в виду младенчества, так никогда и не видела. Она больше не впадала в панику в связи с грядущими переменами, а готовилась к подобной реинкарнации специально и заблаговременно. И поскольку она не хотела появляться в Турине преждевременно и давать повода, путь даже для сомнительных гипотез, она отправила пожертвование одному из местных храмов с рекомендательным письмом его настоятельнице и с указанием времени своего визита. Она даже сшила новое платье на италийский манер, чтобы скорее войти в новый образ. Она полностью была готова начать всё заново, когда покидала Марсель; прекрасный Марсель, подаривший ей чудесное и незабываемое время.

Будучи в почтенном возрасте, Готель не могла осилить расстояние до Лиона в одиночку, а потому наняла экипаж. К концу первого дня она услышала усталый плеск Роны, а затем мимо прошли знакомые ей этой дорогой города: молодой Монтелимар, Валанс, близлежащий Вьен и в завершение Лион. С того дня, как она покинула этот славный город прошло более пятидесяти лет, а потому, прибыв туда, она сошла на его улицы без опасения быть узнанной кем-то из прошлого. Тем не менее, она не стала подниматься на свой холм, а прошла вокруг, по левому берегу Соны и устремилась в лес. Готель не хотела проводить лишнюю ночь в прошлой жизни. Наконец, у неё был план, и она не собиралась от него отступать. Подобрав сухую палку, она перебирала ею подножные листья, под которыми на пороге осени уже пряталась спелая земляника. В сравнении с доминирующим освежающим бризом Марселя, запах осеннего леса был намного богаче на ароматы. Трава, кора деревьев и даже сама земля источала столь дивный букет, что к тому моменту как Готель подошла к цветку, её голова была одурманена, а тело обессилено настолько, что она заснула возле своей лилии, не дождавшись темноты.

Пробуждение же её, напротив, было однообразно холодным и неуютным с первых минут. Начиная с того, что едва поднявшись с земли, Готель чуть не упала, запутавшись за подол собственного платья, которое на утро оказалось на несколько размеров меньше, чем было вечером. Она вытянула вперед руки, но и рукава прикрывали её ладони, словно у ребенка примеряющего мамино платье. Готель не была ребенком. Но, похоже, на сей раз ей было не больше пятнадцати. Это была катастрофа. Не говоря уже о том, что в таком несовершенном возрасте, безопасно устроиться в Турине, кроме как снова сделаться монашкой, невозможно. 'О, Боже! - сокрушалась Готель, - за что мне такое наказание!'

Затянув потуже пояс и закатав рукава, она грозными шагами пошла в сторону Лиона. Теперь, чтобы попасть в Турин, ей всего-то было необходимо пересечь альпийских хребет. Пройдя городскими мостами Сону и Рону, и посетив рынок, Готель отправилась в дорогу; прямо и прямо, к заснеженным Альпам. Она даже нашла тот самый орешник, из которого однажды привезла орехов Клеману, и оборвала там лишь несколько деревьев, чтобы, не теряя времени, пуститься дальше.

Первую ночь Готель провела в Шамбери - небольшом городке, расположившемся у самого подножья Альпийских гор. А ранним утром, пополнив сумку легкой провизией, снова отправилась в дорогу. Холмы очень скоро переросли в скалы. Они нависали над головой неприступными каменными стенами и заставляли, то обходить себя за сотни шагов, то карабкаться по крутым склонам, с высоты которых, кстати сказать, иногда открывался вид действительно сказочный. Но затем приходилось снова спускаться и снова искать дорогу через следующую гору, и надеяться лишь на то, что не придется идти через снег.

К концу второго дня, молодое тело Готель было полностью измождено подобными переходами, но усилия её были не напрасны, ибо еще до захода солнца она вышла на небольшую деревню, то ли безымянный городок, где и решила остановиться на ночлег. Это был дом германского каменщика, чья супруга была рада приютить в углу девушку за небольшие, но все же деньги.

Отправляясь в поход, Готель заведомо не брала крупных сумм. В первую очередь из-за возможных