На следующее утро наступило 'завтра' - праздник, посвященный ежегодно отмечающемуся на рыночной площади Рождеству Иоанна Крестителя, с последующим обязательным приемом французской знати. На площади пели менестрели, дети таскали со столов сладости. Чуть выше и немного позже, в специально устроенной к событию ложе расположились члены королевской семьи. Сначала Маргарита со своей сестрой Адель в платьях, которые им год назад сшила Готель и из которых они не желали вырастать. Позже подошли Констанция и королева со своими двухлетними сыновьями. Последним появился Людовик, но пробыл недолго, достаточно лишь для того, чтобы почтить своим вниманием толпу.
- Морис искал вас, - сказала Констанция.
- Зачем?
- Не знаю.
Бодуэн безостановочно залазил на стул рядом с мамой, слазил и снова лез обратно.
- Вы с мужем? - спросила графиня и взяла сына на руки.
- Да, он где-то там, у стола, - улыбнулась Готель.
- Хорошо, - улыбнулась в ответ Констанция, - он должен быть счастлив. Он ведь счастлив?
- Не знаю, моя дорогая, - оглядывалась та, - сейчас, полагаю, да. Ваше величество, - обратилась она следом к сидящей за графиней королеве Адель, - как поживает ваш брат - Генрих?
- Мария родила ему наследника, - проговорила сквозь зубы Констанция.
- Нет! - засмеялась Готель и увидела, как согласно закивала ей королева, - как они поживают? - не унималась она.
- Поверьте мне, дорогие, я слежу за тем, чтобы он её не обижал, - заверила их Адель.
Через час они разошлись. Констанция и Адель, вымотанные беспокойными малышами, вернулись во дворец, а Готель с Клеманом посетили знатный обед. В итоге Клеман наелся так, что уже не вставал со скамейки, а вскоре вообще на ней и заснул. Заметив своего благоверного в таком удовлетворенном состоянии, Готель улыбнулась и прошла дальше по залу.
Люди стояли тут и там, по несколько человек, дружески приветствовали друг друга, делились новостями и слухами, как и подобает на таких приемах, и один такой невольно услышанный разговор привлек внимание и Готель.
- А вы слышали, какой анекдот вышел с Тулузским графом? - начал чей-то довольный голос, - тем, что хотел взять в жены бедную вдову Раймунда Прованского.
- Да нет же, дуралей! - перебил его другой, - Раймунд и есть тот граф, что клялся в верности вдове!
- Коль ты не знаешь, не встревай! Я расскажу, как было, - снова вмешался первый, - Тулузский граф, надеявшись без шума обвенчаться и получить Прованс, напел вдове о пыле своих чувств. Не помню её имя, лишь знаю, что она из польских мест. Так вот, лишь этот граф определил их отношения, Альфонсо разузнал каким-то чудом, чрез тридевять земель, что графство ровен час уйдет через кузину, и отобрал у польской вдовушки Прованс! - заливаясь от смеха, договорил он.
Спустя минуту, когда все отдышались, другой осведомленный о той истории голос тихо добавил:
- Теперь же, как и обещал, граф вынужден на ней жениться.
Вся компания смеялась, как шальная.
- Но и это ещё не всё, - снова пролез первый, - в довершение всего, Арагонский король объявил графу войну!
Готель решив, что новостей для неё на сегодня достаточно, прошла дальше. 'Надеюсь, я никого не убила', - подумала она, вспомнив слова епископа. Она нашла Клемана на том же месте, но тот уже не спал, а заливал бургундским баранью ногу.
- У меня лучшая жена в Париже, - выговаривал он по дороге домой, - и даже! во всем королевстве! Конечно, не без…, - он покрутил в воздухе ладонью, прищурив один глаз и цыкнув зубом.
- Вы бредите Клеман, - Готель, не торопясь, шла за мужем, который до самого порога своего дома выражал ей свою любовь.
Она уложила его спать, и пошла к себе. Весь вечер она думала о Раймунде и о том в какую игру ему предстоит играть ближайшие годы. Поставить на карту любовь, а потом семью, и в итоге не получить ничего. 'Ведь это мучительно, не так ли, Раймунд - не понимать что происходит. Как тогда было мне', - думала она.
К полудню следующего дня она пошла в собор, встретится с епископом.
- Констанция де Франс сказала, что вы спрашивали меня вчера, - сказала Готель.
- Да, мадам Сен-Клер, хотел вам кое-что дать, но когда начался праздник и толпа, и этот шум, я решил, что это не лучшее место для нашего разговора. Потому я рад, что вы пришли. Пойдемте, - он пригласил её пройти по Нотр-Даму, который, кроме стрельчатого свода, пока не имел в интерьере никаких признаков храма. Они остановились там, где в будущем должен был быть устроен алтарь, но сейчас там стоял лишь стол да комод, явно не из церковного убранства. Морис открыл ключом верхний ящик и достал оттуда что-то бережно завернутое в синюю материю, расшитую золотой ниткой геральдическими лилиями Французского королевства.
- Для меня честь просить вас принять это, - сказал, развернув материю, епископ, - это Орден Святого Гроба Господнего Иерусалимского.
Он был чрезвычайно красивым с чеканенными доспехами, крылатыми ангелами и красным иерусалимским крестом посреди, и Готель долго всматривалась во все эти детали, прежде чем смогла что-то ответить:
- Я даже не знаю что сказать, ваше преосвященство, - растерялась она.
- Я просто прошу вас принять его и стать Дамой нашего Ордена, - сказал Морис.
- Но зачем он мне?
- Я прошу вас его принять не потому, что он нужен вам или нет, а потому что Ордену нужны такие люди, как вы, - проговорил епископ, - вы мудрая женщина и однажды Ордену может понадобиться ваша помощь.
- Я сделаю все, что в моих силах, ваше преосвященство - согласно кинула Готель.
- Это сопроводительный документ, постарайтесь уничтожить его после того, как прочитаете, - сказал он, протягивая сверток, - там есть имена, вы так же сможете всегда обратиться к ним за помощью.
- Сестра Элоиза не хотела принять меня даже в монахини, а вы оказываете мне столько чести, - улыбнулась она, принимая орден.
- Служить Господу в миру гораздо сложнее, чем в храме. Я думаю, она это знала. И еще я полагаю, она знала, что лучше вас с этим мало кто справится.
- Благодарю вас, ваше преосвященство, вы очень добры, - Готель склонила голову и поцеловала руку епископа.
На обратном пути она зашла к Клеману, который мучился похмельем после минувшего застолья. Готель сделала ему травяной отвар и села за стол, пока тот пытался прийти в чувства.
- У вас кончились доски? - спросила она, разглядывая разобранную крышу.
- Да, я как раз думал дойти до Жиля, взять еще несколько штук, - держась за голову, ответил супруг.
- Пейте ваш отвар, мой друг, и выходите к Сене; с ночи здесь совсем нечем дышать, - сказала Готель и вышла на набережную.
- Простите меня, дорогая, наверно вчера я был ужасен, - сказал Клеман, подойдя к супруге.
- Совсем нет, - ответила та, - вы объяснялись мне в любви.
- Господи, - прикрыл он руками лицо, - простите, ради Бога, простите.
- Почему же, я уже и забыла, как оно бывает, - улыбнулась она, - а тут с таким глубоким чувством.
- Не говорите больше, я вас умоляю, - взмолился Клеман.
- Вам стыдно за свою любовь?
- Не за любовь. Мне стыдно за подобное признание, ведь вы достойны большего, чем пьяные слова, - он сжимал её руку так усердно, словно пытался выдавить из неё прощение.
