Готель всматривалась в глаза Раймунда, не торопясь, поочередно в каждый, но не находила там никакого ответа. 'Проехать через всю страну, чтобы посмотреть в его глаза и не найти там ничего: какая скука', - разочарованно подумала Готель. Опустив глаза, она отошла от него и пошла дальше.
- Вы еще носите кольцо, - заметил Раймунд.
- Это подарок сестры Элоизы, я бы никогда с ним не рассталась.
Вскоре они дошли по набережной до улицы, подымающейся в гору, и свернули направо.
- Не молчите же, маркиз, - взмолилась Готель, - почему вы выгнали Констанс? Вы любите меня? - спросила она, глядя на уходящего в себя маркиза, - вы знаете ответ хоть на один вопрос?
Не дождавшись никакого ответа, Готель вытерла набежавшие на глаза слезы и пошла вверх по улице. Маркиз пошел за ней:
- Простите…, - начал, было, он.
- Не время извиняться, Раймунд, - остановила его Готель, подняв руку, - почему вы не приехали или не прислали письма? - остановилась она среди дороги и тяжело вздохнула.
- Вы же знаете, как дорог мне Прованс. Я и так помню, как устали вы от моих бесконечных поездок в Тулузу. А теперь с гибелью графа, у меня, возможно, появится шанс стать новым мужем графине. И это не ваш крест, и уж тем более в изгнании Констанции вы никак не виноваты.
Готель всё это понимала, Корона и всё тому подобное, и она уже была готова простить своего горе- любовника, если бы только он не добавил следующее:
- Послушайте, Готель. Я просто не хотел обманывать вас пустыми надеждами, - проговорил Раймунд, медленно поднимаясь выше.
- Спуститесь ко мне, - сказала ледяным голосом Готель, - прошу вас, маркиз, у меня болит нога.
И как только тот приблизился, она со всего размаху ударила его по лицу:
- Это вам за Констанцию, - и едва маркиз снова открыл глаза, размахнулась и ударила его с другой стороны, - а это за то, что позволили мне всё это время считать, что сделали это из-за меня.
К дому Готель подошла уже одна. Она положила ключ на стол и поднялась на балкон. Марсель опустел. Больше не было ничего необычного в его улицах, в дыхании моря и лучах солнца, и Готель вдруг увидела город, которого не видела прежде. Возможно, он был не столь красочным, каким был раньше, но зато он был настоящим; и это его новое достоинство пришлось ей по душе. Реальность, ранее затуманенная какой-то навеянной сказкой, проступила и на картине города появились живые люди, живущие своими проблемами, заплатанные крыши и даже облака, время от времени застилающие прозрачное небо, привносили свою долю правдивости этому новому полотну. Неужели её любовь была настолько сильной, что она даже не обращала внимания, что живет в иллюзорном мире, и всё это время, которое она думала, что управляет своей жизнью, она просто была фигурой в чьей-то игре. Но она поняла всё это много позже, уже в Париже, когда общалась с Констанцией.
- Что сказал Раймунд? - спросила та.
- Сказал, что я ни в чем не виновата, - ответила Готель и, испугавшись, что Констанция увидит её в том сожаление или даже слёзы, вскочила с места и выскочила в коридор.
- Готель! - окликнула её графиня.
'Я должна была быть виновата, - повторяла себе мысленно Готель, - я должна была быть виноватой, а иначе кто я тогда', - думала она и с новой силой заливалась слезами. Она могла бы простить Раймунду и брак с Констанцией, и политику, в которой целыми днями непременно нужно ходить за чужими вдовами, но только не то, что её любовь и подаренная ею молодость и красота были так равнодушно забыты.
- Храни вас Господь, матушка, - сказал один из рабочих, отломив кусок хлеба.
Готель наполнила его стакан вином, и на его месте появился следующий.
- Они боялись, что вы не вернетесь, - сказал, встретивший её у собора, епископ, - и я чувствую, что начинаю зависеть от вашего благополучия.
- Я всегда старалась делать всё правильно, но моя жизнь рушится, а я ничего не могу с этим поделать, - ответила она и посмотрела на епископа, - хотите вина?
Морис отрицательно покачал головой.
- Мне нужно благословение, ваше преосвященство, - добавила она.
- Если это Богоугодное дело, оно вам не нужно, а если нет, то я не смогу вам его дать, - ответил епископ.
- Мне нужна поддержка церкви для пожертвований на собор.
- Александр Третий, заложивший сюда первый камень, дал тем самым собору свое благословение. Вы же, мадам, можете ссылаться на меня, если вам то будет необходимо, - согласно кивнул Морис.
- Мне надо уехать из Парижа, - поднимаясь с постели, сказала Готель.
- Я не могу носить кольцо и быть одновременно ваши другом, - возмущался Клеман, - вы совершенно не думаете о моих чувствах.
- Вы недооцениваете себя, мой дорогой Клеман, - села рядом супруга, - не будь вас со мной, я бы уже давно сошла с ума. Вы единственное, что еще держит меня на плаву.
- Я не хотел бы опускаться до вопроса…, - начал он, но Готель прикрыла ему рот пальцем.
- И спасибо вам, что не заставляете меня опускаться до его ответа, - договорила она.
Получив у Мориса в сопровождение к своему экипажу пару крестоносцев, Готель отбыла в Сарагосу, к королю Арагона Альфонсо Второму. Её путешествие в одну сторону заняло около недели; через два дня остановились в Лионе, а затем, не сворачивая к Марселю, проехали по набережной до Барселоны. На следующий день Готель прибыла в Сарагосу. Водной артерией города служила река Эбро, она омывала Сарагосу, как Сена Париж, а Рона и Сона Лион.
Всю дорогу Готель переживала о встрече с королем, и к прибытию к королевской резиденции она уже сомневалась в успехе своей затеи. Она сомневалась, что сможет объясниться с королем, верно истолковать свои мысли и в итоге донести до него все свои чувства благие и израненные, высокие и достойные понимания; но всё же, по-детски надеялась достучаться до молодого сердца короля, которому едва исполнилось девять.
Сойдя с экипажа, она сняла капюшон и увидела, как по ступеням дворца к ней навстречу спускается женщина. Она подошла к Готель и приветственно кивнула:
- Здравствуйте. Меня зовут Петронила, я - мать Альфонсо.
- Приятно познакомиться, ваше величество, - присела в реверансе Готель.
Петронила улыбнулась, приглашая гостью войти:
- Можно просто 'сеньора', я давно сложила с себя королевские полномочия, хотя и слежу за делами сына. И вы, конечно, его непременно увидите, как только он закончит уроки письма.
'Он учится писать, - вздохнула про себя Готель, - уже не плохо'. Она готова была уже развернуться в любой момент и вернуться в Париж. Они прошли по коридорам резиденции, как вдруг Готель остановилась:
- Послушайте, сеньора Петронила, возможно, сам Бог послал мне вас, ибо только женщина смогла бы понять то, что я собираюсь вам рассказать.
Они прошли в пустую комнату, где были лишь стол да несколько стульев рядом.
- Должно быть, вы знаете о недавней гибели графа Прованса при осаде Ниццы, - начала Готель.
- Разумеется, это для нас не новость, - ответила Петронила, не торопясь, усаживаясь на стул.
- Разумеется, - согласилась гостья, - и, разумеется, вы также знаете, что единственный ребенок графини - двоюродная сестра вашего сына, Дульса. И я бы не стала тревожить вас своим визитом, если бы была уверена, что ваш сын готов отдать Прованс по женскому наследованию.
- Бросьте, - рассмеялась Петронила, - ей от роду два года. Кто же обручится с розовым младенцем!
- Тулузский граф.
- Раймунд играет всё так же грязно, - уже не смеясь, заключила та, - что же вы хотите за такую новость?
- Я лишь предлагаю расположение церкви за пожертвование, - проговорила Готель.
