больше нет. Потому она проводила в Паркле как можно больше времени. Старалась не оставлять аббатису и не упускать её из виду, словно верила, что в её присутствии смерть побоится себя обличить.
- Я устала, моя дорогая, - сказала однажды аббатиса, - вы не проводите меня?
Через три дня Пьер принял Элоизу в свои объятья.
Готель была спокойна. Возможно оттого, что провела последние дни аббатисы с ней рядом. Она не спешила покидать аббатство и осталась там еще на несколько дней. Гуляла теми же дорожками и сидела на той же скамейке в парке. Ей иногда казалось, что если поторопиться за угол, то она непременно нагонит свою настоятельницу. Готель знала, что всё то хорошее, что она обрела в душе и разуме за свою жизнь, она получила от сестры Элоизы. Она всегда была примером: когда проявляла любовь и когда проявляла строгость. Она научила Готель верить словам, не замечать глупцов, любить когда того желаешь, каяться всей душой за мелкую ошибку, чаще смеяться и плакать, не позволять другим себя жалеть и не позволять себе быть безжалостной к другим. Готель часто думала о глубине души аббатисы и спрашивала себя, знает ли она, насколько действительно она была глубока. Ведь при всей ясности образа сестры Элоизы, всегда оставалась та, которая умерла еще двадцать лет назад, таилась и мучилась, ожидая день за днем встречи со своим покойным супругом. Но ту живую и счастливую Элоизу Готель было встретить не суждено.
Через полтора года на месте трех снесенных церквей обозначилась тень будущего собора. Он рос, а его продолжали строить. Он накрыл собой остров, как слон лодку, но его продолжали строить. Казалось, епископ желал достучаться его колоколами до Всевышнего, и Готель, наверное, была одной из немногих, кто понимал его и желал того же.
- Ты все еще хочешь этого? - спрашивал Клеман, провожая Готель в Лион.
Но та лишь молча кивала в ответ. Единственное что она хотела, это, достучавшись, спросить у Бога, почему женщине, которой дают чистую душу, нравственную красоту и силу, деньги и власть, почему этой женщине не дают ребенка.
Когда Готель прибыла в Лион, он был непривычно солнечным. Она обошла пустой дом, перестелила постель, решив еще раз здесь переночевать, прежде чем возвращаться в Париж, а затем отправилась в Сен-Мартен. Она прошлась по улицам незнакомого города и даже нашла ниже молочную лавку, похоже, ту самую, где мать Клемана покупала молоко. Есть еще одно ощущение, когда идешь чужими улицами; ощущение некой свободы от того, что для этого места и этих людей нет твоего прошлого, нет твоих ошибок и не нужно прятать чувства, какими бы они ни были. Одновременно в сердце Готель просыпалось и ностальгическое чувство, ведь столько раз она проезжала здесь по дороге в Марсель. И сейчас, вдыхая воздух Лиона, она надеялась уловить в нём аромат далекого бриза.
Она обошла чей-то экипаж, стоящий перед дверями церкви и зашла внутрь. Готель ненадолго остановилась в коридоре, доставая из-под пояса документ, и в тот же момент почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она повернула голову направо и…, там стоял Раймунд.
- Готель? Но что вы здесь делаете? - удивился маркиз.
- Продаю дом, - она показала документ в своей руке, - а вы?
- Еду в Марсель, - улыбнутся тот.
- Как Констанция, - спросила Готель после нескольких секунд гробовой тишины.
- Хорошо, - кивнул Раймунд, - всё хорошо.
Проследовала еще одна минута неловкого молчания.
- Может мы могли бы…, - начал он, и Готель, дочитав его мысли, показала себе через плечо.
Они вышли и прошли по улицам солнечного города неспешным шагом, болтая о пустяках, как избегая основной, волнующей их сердца, темы. Но едва дверь дома на холме за ними закрылась, они бросились друг на друга, как изголодавшиеся звери, забыв обо всем на свете; а когда пар вышел, и Готель положила свою голову ему на грудь, они еще долго лежали на постели беззвучно, как мыши, пытаясь каждый для себя понять что же, наконец, произошло.
- Я иногда прихожу туда, на наш балкон, - сказал Раймунд.
Готель засмеялась и села на постели, закрыв лицо руками:
- О, Боже.
- Что? - смутился маркиз, - что в этом смешного?
- Нет, простите, мой милый маркиз. Я подумала…, знаете, я приехала сюда продать этот дом и пожертвовать деньги, вырученные с него, на собор, а сама лежу в том доме с чужим мужем. Господи, какой кошмар.
Она положила голову себе на колени, и Раймунд приподнялся на локтях.
- Клеман предупреждал меня, он просил оставить меня хоть что-то, а я все разрушила, - проговорила Готель куда-то в колени.
- Оставьте казнить себя, - постарался поддержать её маркиз, - вы хороший человек, все это знают.
- Нет, Раймунд, нет. Хорошие люди оставляю свое саморазрушение за дверями, а не тащат его в дом, - замотала головой она.
Когда Раймунд проснулся, Готель была уже внизу:
- Хотите молока?
- Хороший дом, - сел за стол маркиз, - не продавайте его.
- Теперь уже не знаю.
- Расскажете?
Готель кивнула:
- Это мой ад, и он его не заслужил.
Они сидели молча какое-то время, слушая песни птиц за окном и наблюдая, как солнце скользит по столу.
- Иногда я скучаю по Констанции.
- Вы ненавидели меня, наверное.
- Да нет. Она объяснила, что вам нужен наследник и все такое, - пояснила Готель, поправив сзади свои волосы.
- Она упрекнула вас в этом?
- Но это правда.
Никто больше не сказал ни слова. Готель проводила Раймунда до порога, поцеловала, и они простились. Она так и не продала дом и вернулась в Париж к полудню следующего дня, рассчитывая застать Клемана в их лавке на Сене.
Клеман был на месте и провожал клиента приятными любезностями; Готель улыбнулась уходящему гостю.
- Ты не поверишь, - засмеялся Клеман, как только покупатель вышел, - утром я продал одно из тех бежевых платьев, которые ты уже стала называть душой магазина.
Готель подошла к Клеману ближе и взяла его за руки.
- Привет, - сказал тот.
- Здравствуй, - ответила она.
Клемана просто выворачивало от радости, отчего признание не становилось легче.
- Послушай, - проговорила Готель ему в глаза, - в Лионе я была с Раймундом.
Клеман отвернулся и подлетел к прилавкам:
- Я помню сколько раз ты брала их стирать, так долго они висели; что я уже не верил, что это когда- то случиться.
- Клеман, - постаралась она снова привлечь его внимание.
- Вы, похоже, устали с дороги, - не поворачиваясь, ответил тот, - давайте оставим это до того, как я здесь закончу здесь. Прошу вас.
Он стоял неподвижно, как окаменевший, пока не услышал, что дверь магазина закрылась. Готель вышла на мост к строящемуся собору и, глядя на темную воду скользящей под ногами реки, горько заплакала.
Вечером Клеман пришел позже, чем обычно, словно надеялся отсрочить то, что уже произошло. И Готель уже начинала за него волноваться, но когда входная дверь, наконец, хлопнула, она все же