рукавами.

— Здесь и цыганские наряды, — удивилась Лаура, стоя за ее спиной.

— В нас течет и цыганская кровь, — с достоинством ответила Кассандра, уловившая скептическую нотку в словах служанки, и тут же поддразнила суеверную девушку. — Разве ты не знаешь, что к цыганкам нужно относиться почтительно? А то скажу Хосефе, что ты без спроса решила сегодня отнести в деревню остатки хлеба от вчерашнего ужина.

— Боже мой, ваша светлость, да он ведь весь зачерствел, его никто больше не будет есть, а потом отдадут на скотный двор, — побледнев, залепетала служанка, — я обязательно спрошу у Хосефы, а она мне разрешит.

Лаура с ужасом смотрела на свою хозяйку. Оказывается, та читает мысли людей. Правильно говорили, что графиня была лучшей гадалкой в Гранаде. Что же теперь делать, как сохранить место?

— Не беспокойся, неси свой хлеб младшим братьям. Когда же стоишь рядом со мной, никогда не думай о том, что хочешь скрыть, — просто сказала Кассандра. — Никто тебя не уволит. Я знаю, как тяжело женщине честно заработать на жизнь.

Девушка начала перебирать наряды. Таких фасонов она еще не видела. Довольно пышные юбки с одной или двумя небольшими оборками, часто кружевные на атласном или шелковом чехле, узкие рукава до запястья и широкие шелковые пояса, контрастные к цвету платья, затягивающие тонкую талию.

— Какие красивые платья! Но как их носить? Я не знаю всех испанских правил, в Европе таких платьев нет. Придется тебе объяснить мне, как женщины носят такие платья, — обратилась к служанке Кассандра.

— Конечно, сеньорита, выбирайте любое, я правильно завяжу вам пояс и надену мантилью, других правил нет, — согласилась Лаура.

— Тогда, наверное, вот это светло-желтое, — решила Кассандра, — какая красивая вышивка тесьмой!

Платье из нежного шелка было украшено тонкой черной тесьмой, она так искусно имитировала разные узоры, что казалась вышитой на светлом шелке. На рукавах тесьма изображала шнуровку, на подоле и у низкого выреза корсажа она закручивалась и переплеталась, образуя полосу сложного орнамента. Лаура выбрала в шкафу белую кружевную кофточку с длинными, узкими рукавами и широкий атласный пояс.

— Сначала корсет, потом нижнюю кофту, а потом платье, — объяснила служанка, — у нас такой порядок.

Она помогла госпоже снять цыганский наряд и натянула на нее узкую кофточку со шнуровкой на спине, а затем они аккуратно, через голову надели платье. Кассандра расправила пышные юбки, а Лаура, прижав середину широкого кушака, начала обматывать сеньориту черным плотным атласом. Когда она завязала концы пояса на спине пышным бантом, из зеркала на Кассандру опять глядела совершенно новая женщина. Наряд очень шел к ее черным волосам с яркими светлыми прядями и золотисто-карим глазам. Фигура ее стала как будто выше, талия казалась тонкой, как тростинка, а кружевная кофточка, выступая из низкого выреза платья и из-за края его рукавов, делала наряд нежнее и трогательнее.

— Ах, сеньорита, какая вы красавица! Теперь только мантилью накинуть — и можно идти в церковь. Вся Гранада сбежится смотреть, как вы будете идти по улице, — восхитилась Лаура.

Она вставила высокий черепаховый гребень в волосы хозяйки и подала ей белую кружевную мантилью, затканную по тончайшей кисее белыми цветами и листьями.

— Какая красота! — поразилась Кассандра. — Что это за кружева?

— Это — блонда, самая лучшая, от монашек, — осторожно закрепляя мантилью на гребне, объяснила Лаура. — Ну, вот — теперь от вас глаз не оторвать.

Кассандра посмотрела в зеркало и согласилась, что белоснежная кружевная мантилья, ореолом окружившая ее голову, сделала ее прекрасной, как юная мадонна.

— Ой, мы забыли розу, — вдруг вспомнила Лаура, — сейчас, сеньорита, я добегу до вашей спальни, там только что поменяли цветы.

Она быстро выбежала из комнаты, оставив хозяйку у зеркала.

«Как странно, я — испанка, и чувствую себя ею, — подумала Кассандра, — но я ничего не помню, может быть, это мне все кажется, хотя я ощущаю себя частью этой страны».

Вернулась Лаура и, воткнув в волосы хозяйки около гребня алую розу с двумя зелеными листочками, поправила мантилью.

— Вот теперь все правильно, — довольно улыбнулась она. — Что прикажете с остальными платьями делать? Нести в вашу спальню?

— Да, наверное, а я пойду к отцу, — решила Кассандра.

Она незаметно для себя начала называть герцога отцом. Когда это вырвалось у нее в первый раз, старик заплакал, а глядя на него, заплакала и девушка. Она прижалась лицом к почти прозрачным рукам человека, которого нашла так поздно. Оба понимали, что счет его жизни уже пошел на дни. И оба старались наслаждаться последней возможностью общения друг с другом.

Сегодня после долгого отсутствия в замок вернулся дон Эстебан. Кассандра сидела около отца, рассматривая древний свиток с родословным древом семьи Молибра, она разбиралась в именах, а отец помогал ей, давая объяснения, когда деликатный стук в дверь известил о приходе дона Эстебана.

— Добрый день, ваша светлость, ваше сиятельство, — поздоровался он, — я выполнил поручение вашей светлости и готов доложить.

— Девочка моя, тебе будет не очень интересно — иди отдохни, ты и так все время тратишь на меня, — попросил герцог.

Кассандра поняла, что мужчинам нужно остаться наедине, и пошла к себе. Усталости она не чувствовала, но с удовольствием сняла узкое платье своей матери и полежала на кровати в одной кружевной кофточке и нижней юбке. Несмотря на закрытые ставни, жара была невыносимой. А в спальне герцога дон Эстебан достал из кармана продолговатый сверток в плотной бумаге и развернул его.

— Ваша светлость, я приехал в ваш мадридский дворец, когда дон Альваро был в городе. Поэтому мне пришлось долго ждать его отъезда в имения. Возможно, что он подозревал меня, но я сказался больным и посещал знакомого врача все это время. Наконец, ему надоело сидеть одному в городе, ведь двор и все аристократы уже выехали в загородные резиденции, а Мадрид опустел, и он уехал в Каталонию на все лето. В тот же день я начал поиски. Дону Альваро не известно, что я хорошо знаю все тайники, существующие во дворце, иначе он увез бы с собой то, что я нашел в его кабинете. Это — ожерелье вашей супруги, письмо от графа Монтойа, где тот требует с вашего племянника оплатить совершенное преступление, и целая пачка ваших писем, которые вы в течение многих лет писали своей супруге. Дон Альваро перехватывал их, до почты они не доходили.

Дон Эстебан вложил в руки герцога жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом и развернул письмо графа Монтойи. Стопку нераспечатанных писем герцога он положил на столик, стоящий в изголовье кровати.

— Я должен был все это понять много лет назад, — помолчав, грустно сказал герцог, — я всегда видел в глазах своих племянников алчность, но глаза Альваро горели сильнее всех. Я считал, что дети моего брата преданы мне так же, как я предан семье, но это было не так. Давно нужно было увидеть очевидное: Альваро медленно, но верно устранил всех, кто стоял между ним и титулом с богатством. Я должен защитить от него дочь, и уходя, хочу сам поквитаться с ним за убийство моей жены.

Герцог закашлялся и побледнел. Его верный слуга с беспокойством смотрел на покрытый испариной лоб и закрытые глаза хозяина. Наконец, тот открыл глаза и распорядился:

— Отправь курьера в Каталонию к Альваро. Вызывай его сюда, напиши, что я умираю.

— Хорошо, ваша светлость, курьер уедет немедленно. Но через две недели дон Альваро будет здесь, вы хотите, чтобы он увидел сеньориту? — осторожно спросил коннетабль.

— Моя дочь должна покинуть замок ровно через десять дней. Я поручаю ее вам. Пока она не выйдет замуж, я прошу вас оберегать мою девочку. Пусть поет, как ее мать, радует людей. Вы знаете обо всех покупках, которые я сделал для нее. Сегодня вечером я объяснюсь с Кассандрой, а вас прошу начать готовиться к отъезду. В Париж, и вообще во Францию, сейчас ехать нельзя, туда вернулся Наполеон. Поезжайте в Италию, лучше всего в Неаполь, пусть девочка занимается с учителями, дебютирует на сцене, а я, проводив вас, буду ждать Альваро.