Кассандра сочувственно посмотрела на него, но, не желая смущать, отошла к столику с письменными принадлежностями. Около него было полутемно, но девушка взяла перо и крупными буквами написала для Полли две фразы:
«Не бойся, приезжай ко мне. Возьми все драгоценности».
Она сложила листок и вернулась к постели. Герцог уже спокойно откинулся на одну из многочисленных подушек. Он дернул шнур сонетки, шелковой кисточкой лежащей на одеяле, и когда почтительный лакей осведомился, что угодно его светлости, он велел позвать дона Эстебана.
— Кем у вас служит дон Эстебан? — полюбопытствовала Кассандра, — я решила, что он, наверное, начальник охраны или что-нибудь в этом роде.
— Ты права только отчасти, он — мой коннетабль. В его обязанности входит безопасность моих владений и меня самого, так что руководство охраной — часть его обязанностей.
В дверь, деликатно постучав, вошел дон Эстебан. Он наклонил голову и осведомился:
— Что угодно вашей светлости?
— Дон Эстебан, возьмите записку у моей дочери и поезжайте в пещеру старой Кассандры. Там сейчас находится англичанка, компаньонка графини, ее зовут Полли. Передайте этой даме записку и привезите ее сюда. Моя дочь нуждается в ее услугах, — велел герцог и замолчал, утомленный длинной речью.
Кассандра подошла к коннетаблю и протянула ему записку.
— Пожалуйста, дон Эстебан, не пугайте тетушку Полли, она не знает испанского языка, записка поможет вам объясниться с ней, — попросила девушка и нежно улыбнулась старому вояке.
— Хорошо, ваше сиятельство, не беспокойтесь, — пообещал дон Эстебан, и робкое подобие улыбки скользнуло по его губам. Он поклонился и вышел из комнаты.
— Ты — чаровница, как твоя матушка — первый раз за последние восемнадцать лет вижу, как мой коннетабль улыбается, — тихо сказал герцог, с нежностью глядя в лицо девушки, — последний раз он улыбнулся Каэтане, когда она попросила его не срубать деревце, случайно выросшее перед одной из бойниц замка. Теперь это — могучий дуб, и я сам видел, как дон Эстебан тайком таскает на башню землю, подсыпая под его корни.
Герцог закрыл глаза, его лоб покрыла испарина, было видно, что он устал и очень болен. Сердце Кассандры наполнилось жалостью к этому старому человеку, который уходил в иной мир в одиночестве. Она подвинула стул поближе к кровати и взяла худую руку с длинными, совсем тонкими пальцами в свои ладони. Она хотела ободрить больного, передать ему свое сочувствие, но вдруг услышала мысли, волнующие ее отца.
Он вспоминал тот единственный, счастливый год, окончившийся так трагически восемнадцать лет назад. Кассандра видела прелестное лицо своей матери, поющей на одной из башен замка, потом увидела красивого молодого человека — своего сводного брата Карлоса, наследника отца, он весело смеялся, стоя рядом с Каэтаной, а герцог смотрел с нежностью на тех, кого он любил больше всех на свете. Потом девушка увидела яркий огонь камина в полутемном кабинете и герцога, сидящего за столом. Напротив него стоял высокий человек с тонкими черными усами, закрученными в кольца. Тот положил на стол золотой браслет и сообщил своему дяде, что нашел его в спальне своего кузена Карлоса, и наивно спросил, не знает ли герцог, кому из дам, приезжавших в замок по приглашению наследника, может принадлежать этот браслет, и не пора ли заключать брак.
Пораженная Кассандра застыла, поняв, что воспоминания отца рассказали ей о трагедии, разыгравшейся в этом замке до ее рождения. Но герцог открыл глаза, посмотрел ей в лицо, и девушка почувствовала огромную нежность и раскаяние, заполнившие его душу.
— То, что ты унаследовала способности твоей бабушки, знает вся Гранада, мне говорили, что к тебе стоят очереди через весь мавританский квартал. Может быть, ты погадаешь и мне? Сколько мне осталось? — тихо спросил он, не отнимая своей руки у Кассандры.
— Я попробую, — пообещала та.
Девушка сильно сжала руку герцога и закрыла глаза, но картины будущего не замелькали перед ее глазами — была только чернота за закрытыми веками, больше не было ничего. Кассандра открыла глаза и виновато вздохнула:
— Наверное, сегодня было слишком много людей, мои силы кончились, давайте попробуем завтра, — предложила она.
— Не расстраивайся, милая, с твоими способностями все в порядке, — ласково улыбнувшись, сказал герцог, — ты не видишь моего будущего, потому что его нет. Мое время кончается. Это естественно, но у меня есть несколько незаконченных дел, которые я должен завершить в ближайшее время, что я обязательно сделаю. Но я попрошу тебя о величайшем одолжении: я знаю, что ты унаследовала божественный голос своей матери, и она сама тебя учила все эти годы. Спой, дай мне в последний раз услышать голос моей любимой.
Кассандра оторопела. Она не знала, что она тоже поет, ей и в голову не приходило петь. Но она так же не знала, что может говорить и на всех тех языках, которыми владела, пока не услышала их и не прочитала документы, спрятанные в медальоне. Девушка робко посмотрела на герцога и сказала:
— Я не помню, что я умею петь. Но, может быть, вспомню, как я это делала, если увижу ноты. Ведь вы говорите, что матушка учила меня, значит, я должна знать ноты.
— Подойди к бюро черного дерева и открой его, там лежат все вещи, оставшиеся в этом замке от твоей матушки, там есть и ноты, переписанные ее рукой, — согласился старик, отпуская руку Кассандры.
Девушка встала и двинулась в направлении, указанном герцогом. Великолепное старинное бюро, украшенное тончайшей резьбой, стояло между двумя окнами. Кассандра повернула ключ в замке и откинула крышку. Внутри лежали аккуратно сложенные бархатные футляры, скорее всего, для драгоценностей, Библия в переплете из тисненой кожи и несколько свернутых в свитки нотных листов, перевязанных разноцветными лентами. Девушка взяла один из свитков, завязанный голубым бантом, и потянула за кончик ленточки. Ноты развернулись, и девушка уставилась на множество значков, разбросанных по линейкам. Она тут же поняла, что умеет их читать, Кассандра тихо попробовала пропеть первые ноты и обнаружила, что у нее сильный низкий голос. Она осмелела и запела громче, поняв, что даже знает слова, написанные для этой мелодии. Это была «Аве Мария». Кассандра повернулась лицом к кровати, где, закрыв глаза, лежал умирающий герцог, и запела во всю мощь своего вновь открытого голоса. Ее душа, казалось, тоже взлетела в небеса вслед за голосом. Она была счастлива. Это была ее стихия, все женщины ее рода обладали этим счастливым талантом, и их души так же трепетали, когда они пели. Девушка почувствовала нить, связывающую ее с этими певицами и, наконец, окончательно поверила, что она — Кассандра Молибрани, дочь великой сеньоры Джудитты, самой знаменитой оперной дивы Европы.
Кассандра сидела около кровати задремавшего отца, на щеках которого все еще были видны дорожки от слез. Он так и лежал, не открывая глаз и слушая ее пение. Девушка слышала его мысли. Герцог просил прощения у своей Каэтаны за их загубленные жизни. Он просил прощения у своего погибшего на войне с французами сына Карлоса, за то, что сломал жизнь и ему, не поверив объяснению молодого человека, что тот любит молодую мачеху, которая была даже моложе него самого, как сестру. Герцог просил Бога дать ему несколько месяцев жизни, чтобы устроить судьбу своего единственного оставшегося в живых ребенка. А потом волна счастья и нежности поднялась в душе старика, ведь перед смертью он нашел свою дочь.
Кассандра пела одно произведение за другим, развязывая нотные свитки матери, она пела их легко, и только увидев первые ноты, сразу вспоминала слова. Девушка чувствовала себя в музыке как рыба в воде, и ее душа взмывала к звездам, как только она брала первую ноту. Наконец, легко, как птица в высокое летнее небо, ее голос поднялся на верхние октавы и зазвенел там серебряными колокольчиками, девушка вздохнула и замолчала. Больше свитков с нотами не было. Кассандра подошла к кровати и увидела, что герцог заснул, устав от переживаний. Она села на стул и задумалась.
Воспоминания отца сказали ей, что племянник герцога обвинил ее мать и дона Карлоса в измене, предъявив в качестве доказательства браслет молодой герцогини. Цыганский барон Диего вспоминал, как Каэтана сбежала из замка, спустившись по простыням, и прибежала в пещеру к матери, в ту же ночь они уплыли на корабле в Италию. Сама Кассандра родилась в Неаполе, но, первый раз коснувшись пальцами портрета в медальоне, она сразу поняла, что Каэтана очень любила герцога и изменить ему не могла.
