быть такой ситуации. Все заблокировано, откуда транспорт? Пешком — да, если им дико повезет вырваться за кольцо оцепления… Хм… В чем я сильно сомневаюсь… Но ты прав, надо определиться по этому вопросу, даже если такая ситуация минимально вероятна. До границы зоны утраты контроля — упреждающий огонь. Причем очень аккуратно, чтоб не было потом мучительно больно за роковую случайность. Но если будет ясно, что все — сейчас уйдут, без вариантов: огонь на поражение.

— То есть, при постановке задач экипажам можно обозначить крайний вариант: работа на поражение? — без обиняков уточнил Бабададзе. — Проще говоря, если совсем все не срастется — мы убиваем «крыс»?

— Мы их убиваем в любом случае, — философски заметил Ковров. — Понятно, что экстренно необходимо сначала пообщаться с ними, и мы все из кожи вон вылезем, чтобы взять их живыми. Но! В жизни ведь всякое бывает, сами понимаете. Если они отсюда каким-то чудом выскочат, считайте, что нам всем — конец. Потому что второго счастливого случая, как с этим «барабанщиком», у нас не будет: лимит везения исчерпан. В общем, либо мы их поймаем, либо убьем: другого не дано, выйти отсюда они не должны ни при каких обстоятельствах. Еще вопросы?

— Да нет, все ясно.

— Ну вот и замечательно. Если вопросов нет, давайте быстренько уточним схемы да разбежимся по задачам: мне надо еще план коммуникаций добыть…

Пока генералы обменивались схемами, Валентин зашел за машину, имитируя сугубо природный позыв и очень осторожно проверил, как все получилось.

Сегодня он впервые в жизни совершил чудовищный, с точки зрения корпоративной этики, поступок. Валентин записал все совещание на мобильный и дублем на диктофон. Возможно, кому-то это покажется странным и смешным, но вдохновил его на такой поступок камрад Барабанов, за деньги сдавший своих товарищей. Более того, дублирующее устройство записи — диктофон, был как раз таки тот самый, что Валентин изъял у Барабанова.

Нет, Валентину даже в самых страшных снах не приснилось бы сливать хозяев за деньги, и, честно говоря, он пока что не представлял, каким образом можно будет использовать записи такого рода. Но ситуация была очень скользкая и неприятная, и в том случае, «если совсем все не срастется» — по выражению Бабададзе-старшего, вполне может сложиться так, что клану экстренно понадобится «стрелочник».

А теперь угадайте с одного раза, кто в настоящий момент является лучшим кандидатом на роль стрелочника? Кто-то из генералов или их сынков? Да ни за что в жизни. Скорее всего, это будет человек, недавно лишившийся покровительства по праву кровного родства, и, в общем-то, не особенно нужный «среднему звену», которое сейчас активно берет власть в свои руки.

Иными словами, Валентин решил, что пора потихоньку обставляться и оборудовать позиции для спасительного маневра, не дожидаясь рокового удара с господствующей высоты. Будучи прилежным воспитанником клана, он прекрасно знал, что если не сделать это заблаговременно, то после такого удара ему вряд ли удастся выжить…

К 19.00 в районе проведения операции были перекрыты все дороги, независимо от типа покрытия, ширины и пропускной способности. В 19.50 командиры всех подразделений доложили о прибытии в пункты сосредоточения. Еще через десять минут, по общей команде, началось одновременное выдвижение к рубежам блокирования, и над районом появилась вертолетная пара Ми-24ПН, приступившая к боевому патрулированию.

Штаб расположился на облюбованном накануне холме. Пока что никакого движения не было видно, даже в самые распрекрасные бинокли, но вдали уже слышался гул приближающихся моторов.

— Обстановка, — запросил по радиостанции Бабададзе.

— Чисто, — доложил командир ведущего вертолета. — Помимо «ленточек» никакого движения не наблюдаем…

Липецкий, по обыкновению, активно нервничал: непрерывно мерил шагами вершину холма, грыз ногти и ежеминутно припадал к биноклю, таращась в направлении завода. Ему постоянно казалось, что со стороны оврага кто-то движется.

— Вот блин… Сейчас рванут — и привет. И все старания псу под хвост…

Бабададзе и Ковров переживали молча. Момент, безусловно, очень напряженный. Если бы «крысы» были диверсантами или просто опытными людьми, имеющими представление об алгоритме действа, происходящего сейчас в районе проведения операции, — в ближайшие двадцать минут у них был бы шанс уйти. «Вертушки» не висят на месте, они двигаются по заданному кругу, который нетрудно просчитать. Полутораминутный спурт с рывком через овраг — пока пройдет запрос, пока «вертушки» развернутся в направлении цели — в общем, шанс есть, и достаточно высокий. Рывок возможен именно сейчас, пока личный состав чинно сидит в кузовах движущегося транспорта и на рубежах блокирования никого нет…

Через полчаса с начала выдвижения личный состав второй оперативной группы прибыл на дальний рубеж блокирования и приступил к занятию позиций.

Еще через двадцать минут подразделения первой оперативной группы добрались до ближнего рубежа и принялись неспешно выстраивать цепь, смыкая кольцо оцепления.

Пока войска без суеты, слаженно и организованно занимались маневрами, на периметр прибыли омоновцы, за ними подтянулись люди клана — бойцы зондеркоманд и «кастинг-группа». Эта интересная группа с ходу стала ставить палатку для оборудования первого фильтр-пункта, а бойцы клана со служебными собаками быстро перекрыли пять точек выхода из коммуникаций завода — за периметром, в соответствии с добытым Ковровым планом.

— Обстановка, — запросил Бабададзе.

— Чисто, — привычно доложил командир ведущего вертолета. — Кроме элементов боевого расчета, вне периметра никого не наблюдаем. Есть минимальное движение на самом объекте, но не в сторону периметра, а между корпусами…

Генералы облегченно вздохнули.

Хорошо, что крысы — не диверсанты, а обычные студенты, загнанные в угол. Это многое упрощает. Характерно, что никто из «живности» на заводе не попробовал рвануть через периметр: все словно бы впали в оцепенение и ждали дальнейшего развития событий. Судя по всему, здесь никогда не проводились мероприятия такого масштаба и люди просто не имели представления, как нужно себя вести в таких случаях.

В половине десятого вечера командиры всех подразделений доложили о завершении размещения личного состава на рубежах блокирования. Вся операция от момента выдвижения до закрепления за последним солдатом персональной сосны (березы или кустика — это уж кому как повезло) заняла не более полутора часов.

— Молодец, Андрюха, — без тени иронии похвалил Ковров. — Не зря свой хлеб с икрой ешь.

— Служу Отечеству, — привычно буркнул Липецкий. — Вот теперь я верю, что они у нас в руках…

Совершенно верно: «крысы» были намертво закупорены на территории завода и деться им было некуда. Осталось дело за малым: провести зачистку, выкурить и отфильтровать всех лишних и принять долгожданных беглецов в крепкие клановые объятия.

В десять вечера (22.00) уже было темно. На ближнем рубеже блокирования запустили дизеля, врубили мощные прожекторы и тщательно осветили периметр: буквально каждый квадратный метр, так что не осталось ни одного темного пятнышка.

Тут возникла вполне ожидаемая дилемма: работать с ходу, прямо сейчас, или дожидаться рассвета?

Мнения разделились. Служивым было глубоко плевать — когда, кого и в какой позиции — они штатно тянули лямку, а кровно заинтересованные немного подискутировали. Старшие зондеркоманд били копытом и рвались в бой: генералы дали слово, что тот, кто первым обнаружит «крыс», получит три миллиона рублей. Почему прозвучала цифра, указанная в объявлении, по которому вроде бы уже оплачено — никто не