принимай, а хочешь – за плату купцов заезжих сели, амбары обширные для товаров и припасов, да еще срубы теплые для работного люда наособицу стоят, по две печи в каждом. В хороший сезон Амосовы ой как много работников нанимали! По подворью и кухня: большая, рубленная в стороне от прочих домов. Оно и понятно: печи, плиты, очаги. Недолго и до пожара. Опять же, в летнюю жару натопленная кухня во дворце ни к чему. Баня тоже стояла наособицу, возле протоки. И мостки были настелены – аккурат к излучине с омутком.
Подворье амосовское без труда до тысячи человек принять и расселить могло. А коли нужда заставит – то и втрое больше, хотя уже с теснотой. Ныне же, почитай, пустовало – хозяевам и одного дома хватало с избытком.
Елена осматривала хозяйство долго и придирчиво, ворча из-за каждой мелочи: скрипучей доски, подгнившего венца, ушедших в землю опорных камней, заменяющих для легких построек фундаменты. Но по тому, как загорелись ее глаза, Егор сразу понял, что жена в восторге. Подворье придется покупать.
Когда они вернулись на постоялый двор, Егор сразу заметил боярина Александра, не торопясь вкушающего ушицу из щечек судака, запивая ее горьким черным пивом. Поцеловав жену, он подошел к поднявшемуся навстречу гостю, крепко обнял:
– Здрав будь, боярин!
– И тебе, княже, здоровья!
С купцом Острожцем они просто раскланялись.
Елена чуть не застонала, глядя, как мужчины рассаживаются за столом, пнула локтем замешкавшуюся девку и стала подниматься по лестнице. Хочешь не хочешь, и будь твой муж даже трижды дураком – однако женщине в мужицкие разговоры вмешиваться нельзя. Супротив обычая не попрешь.
– Как прошел совет? – поинтересовался Егор, заказав себе сбитня.
– Тебя изгоняют, – виновато развел руками боярин. – Все, чего я смог, так это вече на одну седьмицу оттянуть. У отца Симеона и боярина Кирилла крикуны хорошие, любую толпу переорут. Да еще и купеческие вопильщики помогут. Тут я бессилен. Семь дней. Успеешь?
– Михайло? – вопросительно покосился на купца князь Заозерский.
– Кочи и ушкуи подошли. В низовье Волхова, у Ладоги стоят. Поморов и двинцев, кстати, преизрядно с нашими отправилось. Аж пятнадцать сотен. Все хотят быстро разбогатеть. Сиречь вдобавок к нашим еще восемь кочей и семь ушкуев, причем пять – морские, большие и с трюмами. В Борго, как ты и велел, охотники уже отправлены. Пятикратная доля каждому обещана. Из Новгорода пять сотен тоже уже ушли. Тихонечко, как ты и просил. Две сотни из старых, а остальные из самых первых вписавшихся, у которых азарта поболее и кои в тебя сразу поверили. Снаряжение и припасы на лодках спускаю. Они небольшие, тоже внимания не привлекают. Кочи подошли позднее, чем я думал. Так что еще дня три, как ни крути, понадобится. Но четыре лучше.
– Что же… Как будут готовы, пусть отправляются, – кивнул Егор. – Я с остальными налегке помчусь, так что запаса в три дня аккурат хватит. А вече… Пусть будет вече! Посмотрим, каков на крепость народ новгородский. Позволит он себя горстке обманщиков перекричать али меня в князья выкликнет.
– Народу ты, княже, вроде как и по нраву. Да токмо, окромя слухов, никто о тебе покамест ничего не знает, – сказал боярин Александр Фоминич. – Посему, полагаю, всерьез за тебя биться никто не станет, сторонников твоих перекричат. Но все равно – удачи.
– Супруге поклон, – Егор допил горячий сбитень и встал из-за стола. – И лета для твоих полей хорошего.
Когда он поднялся к себе, то в первый миг даже и не понял, кто тут находится: у слюдяного окошка сладко потягивалась стройная, чуть загорелая девица в полупрозрачных шароварах из тончайшего белого шелка и такой же прозрачной, пухло-газовой голубой блузочке. Бедра ее вместо пояса обхватывала золотая цепочка с крохотными бубенцами, золотистые волосы были спрятаны под вуаль и заколоты черепаховым гребнем с драгоценной отделкой.
– Лена?! – судорожно сглотнул от такого зрелища князь.
– Егорушка? – оглянулась на него супруга. – Чегой-то вроде как тут натоплено с избытком. Захотелось переодеться во что полегче. А окромя татарских нарядов старых, ничего не нашлось.
Она отошла к сундуку, небрежно отпихнула к стене платье с юбками. Бубенчики от ее движений тихонько зазвучали, и Елена улыбнулась:
– Ты знаешь, а ведь ими можно даже мелодию наиграть. Вот послушай… – Она вскинула руки и пошла по комнате, встряхивая то одним бедром, то другим, то обоими вместе, пританцовывая и кружась…
Что там еще имелось в задумке княгини, узнать так и не удалось. Плоть Егора не вынесла даже уже увиденного: он ринулся вперед, подхватил жену на руки, несколько раз стремительно крутанулся, потом неожиданно осторожно опустил на постель и стал срывать с себя одежду.
– Егорушка мой, – счастливо улыбнулась Елена. – Милый мой, родной, желанный. Как же я тебя люблю!
Это был первый вечер, когда она ни словом не упомянула о необходимости идти в набег на окраинные московские земли.
Впрочем, уже наутро она перехватила купца и поинтересовалась:
– Михайло, а что за боярин вчера с вами сидел?
– Посадник Александр Фоминич, княгиня. У него владения обширные севернее Олонца, – охотно пояснил Острожец. – Богат и знатен изрядно, половину хлебного торга новгородского держит. Я у него зело большой заказ сделал. Переплатил, так пришлось, немало. Задаток дал хороший. Но боярин понимает, что остальное серебро так просто к нему не придет, оно ныне пока еще в закромах свейских хранится. И коли Егор его не возьмет, то и не заплатит. Посему посадник сей нас по мере сил и поддерживает. Жаль только, в совете новгородском он един у нас, посему повлиять ни на что не способен. Однако же хоть доносит, что за замыслы там у них. И то польза изрядная.
– Опять свеи! – всплеснула руками Елена. – Что за осел упрямый? Мы же с ним договаривались!..
Возможно, она сумела бы вразумить супруга на правильные поступки – но уж очень много хлопот обнаружилось у княгини с переездом на купленное подворье. Там ведь ни припасов не оказалось, ни вещей. А что из мебели осталось – так то старье всякое, немодное или просто обветшалое. Опять же на большое хозяйство: обширный двор, гигантскую кухню, дом преизрядный – много рабочих рук требуется. Елена же с собой всего несколько девок да одну стряпуху взяла. Пришлось слуг новых нанимать.
Хлопоты эти были, однако же, приятными, хозяйка не сетовала. Тем паче что поход на свеев, как знали в городе все через одного, только на начало августа намечался. И она надеялась, что еще успеет вычистить у мужа из головы всякие глупости и направить его ратное рвение в верном направлении. Пусть новгородцы сами бьются со свеями за свои интересы! У князя Заозерского найдутся дела и поважнее…
Разразившееся в субботнее утро буйное вече стало для Елены полнейшей неожиданностью. Княгиня, брезгливо относящаяся ко всем этим глупостям с крикливым простонародьем, воображающим себя властью каких-то местных закутков, туда даже не пошла. И очень зря…
В вечевой колокол ударил боярин Кирилл Андреянович, одевшийся ради такого случая не в богатую шубу, а в сверкающий добротный бахтерец поверх длинной полотняной рубахи. Голову его венчал островерхий шелом, на поясе висел меч: прямой и широкий, каковые в южных землях Руси успели позабыть.
Народ на его призыв собрался быстро. Набежал простой люд, что приходил на службу в окружающие вечевую площадь многочисленные церкви, торг большой тоже рядом располагался, архиепископ Симеон и купечество знатное после заутрени еще не разошлось.
– Челом вам бью, люд новгородский, – низко поклонился с помоста боярин Кирилл Андреянович, – с обидой на ватажника заезжего Егорку Заозерского! Не желает воин сей Господину Великому Новгороду служить, желает токмо добро с него брать, защиту да людей ратных, обученных. Не желает Егорка признавать воли веча новгородского, не желает под руку воеводы идти, дабы в поход на свеев безбожных отправиться! Клялся он вам в любви и верности, ан интересам города и республики нашей изменяет! Плюет он на вас и обычаи наши. Сам по себе гуляет и слышать не желает…
– Долой!!! – возмущенно закричали от церкви Жен-мироносиц, заглушая избранного воеводу. – Долой изменника!
– Не нужен нам гость такой в городе! – отозвались в другой стороне площади. – Гнать изменника из
