Флоренс положила прохладную руку на мой лоб и, кажется, обрадовалась, что ее выводы не оказались преждевременными.
— Теперь, когда жар спал, думаю, будет лучше перевезти вас домой.
— Полностью с вами согласен, мисс Найтингейл. Больница — слишком нездоровое место для человека в его состоянии, — со смехом поддержал ее Брюнель, а затем обратился ко мне: — Возможно, в следующий раз вы будете более тщательно выбирать одежду для ночных прогулок на лодке.
— Как Оккам?
— Держится молодцом и ждет, когда сможет разделить с вами плоды ваших трудов.
— Он оказался крепче меня, — заметил я, испытав легкий приступ жалости к себе. Я понял, что Брюнель хочет поговорить со мной наедине, и повернулся к Флоренс. — Мисс Найтингейл, не могли бы вы оставить нас на некоторое время?
— Хорошо. Но не слишком его утомляйте, мистер Брюнель, он еще болен.
Мой посетитель проводил ее взглядом, пока она выходила из палаты.
— Ваша медсестра — страшная женщина.
— Это точно.
Брюнель присел на край кровати, положив руки на шляпу, лежавшую у него на коленях.
— Мы не раз сталкивались с ней во время Крымской кампании.
— Да, конечно… вы ведь проектировали госпиталь для них, не так ли? Она привыкла отстаивать свою точку зрения.
— Можно сказать и так.
К сожалению, я был не в состоянии выслушивать воспоминания.
— Скажите, что привело вас сюда?
Брюнель слегка понизил голос.
— Оккам принес сегодня кое-что в мой офис.
— Не томите. Что это было?
Брюнель осмотрелся и нагнулся ко мне поближе, не желая, чтобы кто-нибудь услышал то, что он собирался рассказать.
— Так вот… — Но прежде чем он успел продолжить, мое тело затряслось от приступа кашля. Брюнель отложил в сторону шляпу и взял стакан с полки над моей кроватью. Вода помогла затушить бушевавший в груди огонь, и приступ стих, однако Флоренс услышала кашель и тут же оказалась рядом с моей кроватью.
— Мистер Брюнель, боюсь, вам придется уйти, — строго сказала она. — Доктору Филиппсу нужно отдыхать.
Брюнель мрачно кивнул и подобрал упавшую шляпу. Изможденное лицо выдавало, как сильно было подорвано его собственное здоровье.
— Я загляну, когда вам станет лучше, или, вероятнее всего, приду уже к вам домой. Там мы сможем спокойно обсудить наши дальнейшие действия.
Когда Брюнель ушел, я представил себе, как, покинув стены больницы, он тут же закурил очередную сигару.
— Должно пройти время, прежде чем вы окончательно поправитесь, — сказала Флоренс, поправляя сбитое одело. — А теперь спите. Я распоряжусь, чтобы завтра вас отвезли домой. — Она поцеловала свою ладонь и коснулась ею моего лба, прежде чем уйти.
На следующее утро я почувствовал себя уже немного лучше и на подгибающихся ногах добрался до ожидавшего меня экипажа. Флоренс обещала, что хотя бы раз в день будет проверять мое самочувствие или присылать ко мне медсестру. Следующие две недели я бездельничал и потихоньку поправлялся. Мне регулярно привозили продукты, и я прочищал легкие с помощью ингалятора. Через два дня я уже ненадолго мог вставать с кровати и ходить по квартире, накинув на плечи одеяло. Кашель постепенно проходил, однако время от времени приступы все же повторялись.
Кроме того, у меня наконец-то появилось свободное время, чтобы заняться дневником. Заканчивая писать, я всегда прятал его в тайник под половицей в спальне.
Флоренс по возможности навещала меня и радовалась моему выздоровлению. Она рассказывала о последних событиях в больнице. Дела там, несмотря на мое очередное отсутствие, шли хорошо. Однако Уильям помнил обо мне и передавал через Флоренс самые лучшие пожелания. Даже Броди поинтересовался состоянием моего здоровья, что особенно тронуло меня, поскольку я знал, скольких усилий стоили ему разговоры с Флоренс. Она рассмеялась, когда я признался ей в этом, и сказала, что он общался с ней через посредника. Этим третьим лицом мог быть только Мумрилл, и я сомневался, что новость о моем выздоровлении обрадовала его.
Как-то раз, после ее очередного визита, в дверь снова постучали. Я приготовился к худшему — приходу инспектора Тарлоу, — но, к счастью, на пороге стоял Брюнель.
Оккам пришел вместе с ним и сообщил, что тоже свалился с лихорадкой после нашего приключения. Он самозабвенно лгал, но, несмотря на его неуклюжую ложь, я был ему признателен за попытку поддержать меня.
— Рад видеть вас в добром здравии, Филиппс. Уверен, что вы задаетесь вопросом, что это такое, — сказал Брюнель, доставая из кожаного тубуса лист бумаги и раскладывая его на столе. — Неудивительно, ведь эта штука едва не стоила вам жизни.
Чертеж выглядел именно так, как я его и запомнил: там была изображена напоминавшая по форме сигару механическая рыба с внутренностями в разрезе. Брюнель был прав: я пытался отвлечься чтением книг, однако мысли о предназначении этого чертежа почти не покидали меня за время выздоровления.
— Так вы знаете, что это?
Брюнель победоносно улыбнулся.
— О да. Мне потребовалось немного времени, чтобы все выяснить. Посмотрите внимательно. — Я склонился над столом. — Полагаю, вы с Оккамом назвали ее рыбой-сигарой? Что ж, я вряд ли смог бы дать этому предмету более точное определение. — Словно желая подтвердить правоту своих слов, он положил рядом с чертежом свежую сигару. — Винт, очевидно, говорит о том, что это устройство должно перемещаться по воде. — Он взял сигару и воспользовался ею как указкой, сначала показав на прикрепленный к концу устройства пропеллер, а затем перейдя к внутренней начинке. — Здесь находятся трансмиссионный вал, система компрессии, а здесь, должен признаться, располагается самое важное — двигатель, мой двигатель! — Он сделал паузу, чтобы я осознал его слова.
— Вы имеете в виду сердце? — спросил я.
— Первоначально я думал, что ему нужен газовый двигатель, но теперь вижу, что сердце гораздо больше подходит для его целей.
— Я не совсем вас понимаю.
Брюнель положил руку на грудь.
— Что делает ваше сердце, доктор?
— Качает кровь, конечно. Приносит в тело кислород.
— Именно это и находится перед нами. — Он отнял руку от груди и положил на чертеж. — Механическое сердце будет толкать сжатый газ по медным трубкам в барокамеру. — Брюнель указал на камеру, располагавшуюся на некотором расстоянии от того места, где должно было находиться сердце. — Под давлением газ поступит на поршни, которые в свою очередь приведут в движение коленчатый вал. Возможно, устройство требует небольших доработок, но принцип его действия предельно ясен. Клапаны сердца будут не только толкать газ, но также подвергать вторичному сжатию уже использованный газ. Это идеально подходит для наших целей, так как в отличие от парового двигателя здесь не требуется огонь. К тому же новый двигатель не производит дым, поэтому его не нужно охлаждать или очищать, а значит, он может работать в изолированном отсеке и ему не требуются трубы, которые применяются в судах, плавающих по воде.
— Значит, это устройство может перемещаться под водой?
Брюнель хлопнул рукой по чертежу.
