прощу!». Спрашивается, какой смысл плакать?

Так или иначе, но никакие моральные аспекты не помешали Зурагу Муддсону не признать иск.

— А как же ваш ребенок? — вмешалась я, игнорируя недовольное сопение судьи.

— Какой ребенок? — очень натурально удивился он. — Не знаю, что она вам наговорила, только не было ничего такого.

Зухра судорожно вздохнула и прижала руку к губам, а я пожала плечами и отступилась. Судья воспользовалась случаем и прошлась насчет стремления некоторых адвокатов выдать желаемое за действительное.

Разумеется, исковые требования Зухра поддержала и даже почти не плакала (не зря я заставила ее перед заседанием выпить особый успокаивающий сбор, приготовленный Натом).

Подробно допрашивать стороны судья не стала. Она лишь поинтересовалась, не желают ли стороны уладить спор мировым соглашением, видимо, надеясь, что стороны договорятся между собой.

Сомневаюсь, что это возможно — Зураг Муддсон явно готов изо всех сил отбиваться от признания отцовства, при этом шаткость нашей позиции очевидна.

С доказательствами у нас действительно туго. Сам факт беременности и сроки легко подтвердить медицинской справкой, но этого мало. Полагаю, мы добьемся восстановления Зухры на работе, но с возмещением вреда сложнее.

Как подтвердить, что Зухра поставила начальника в известность о своей беременности? К сожалению, большинство женщин не имеют привычки уведомлять любовников о будущем отцовстве письменно (желательно под роспись!). Говорю как юрист — весьма досадная оплошность. Насколько проще обстояло бы дело, если бы Зухра сообщила господину Муддсону о грядущем отцовстве заказным письмом с уведомлением! Мечты…

Основная проблема по трудовым спорам — это сложности со сбором доказательств. Большинство письменных документов находится у работодателя, и при желании он может их задним числом переписать. К тому же свидетелям не хочется потерять работу… В связи с этим работать по таким делам очень непросто.

Пока мы могли допросить лишь институтскую подружку Зухры, но обстоятельства дела ей известны исключительно со слов самой орчанки. Однако это лучше, чем ничего…

Выйдя наконец на улицу, я несколько минут стояла, жадно глотая морозный воздух. Боги, как же выматывают такие заседания! Судья занята исключительно пинанием моей беспомощной особы и желанием побыстрее закончить дело, а мне не давали покоя заплаканные глаза клиентки.

Я шла домой, с трудом удерживая равновесие на скользких тротуарах, и размышляла о любви и мужчинах. Старая поговорка гласит: «Любовь зла — полюбишь и козла». И, к сожалению, козлы почему-то встречаются в жизни значительно чаще нормальных мужчин. Казалось бы, чего стоило этому самому гному обеспечить свою любовницу и ребенка? Он ведь отнюдь не беден, но предпочел просто вышвырнуть девушку, как использованную салфетку. Конечно, Зухра тоже не без греха, ведь намеревалась обманом добиться свадьбы. Однако нет сомнений, что она искренне любила своего бывшего начальника и просто хотела семьи, дома да детишек и пыталась достичь желаемого, как умела. Неужели это такое уж серьезное преступление?

А что бы чувствовала я, откажись Шемитт от нашего ребенка? Разумеется, я самостоятельна, твердо стою на ногах и в случае необходимости справлюсь одна. Однако далеко не все женщины на это способны. Они ищут опору, а оказываются перед необходимостью доказывать отцовство и взыскивать алименты в судебном порядке. К сожалению, нелегко понять характер другого человека или нечеловека, а влюбленные женщины склонны приписывать избраннику всевозможные достоинства.

Впрочем, не стоит думать о плохом, и без того нервы ни к йотуну.

После этого заседания у меня образовалось долгое затишье. Судьи после каникул всячески увиливали от работы. К тому же вплоть до середины января составляются годовые отчеты, так что судьям просто не до рассмотрения дел.

Таким образом, у меня получилось пять выходных подряд. Жаль только, что Шемитт был чрезвычайно занят некими таинственными драконьими делами.

Но без него я прекрасно провела время. К примеру, вместе с Инной снова наведалась в «Волчью песню». Кстати сказать, Шемитт сцен по этому поводу устраивать не стал, видимо, превосходно понимая, каков будет ответ. Он больше не заговаривал о моей работе, а я старалась не слишком демонстрировать свою независимость… В общем, притирка характеров проходила вполне успешно.

Однажды я даже всерьез задумалась, не согласиться ли на его предложение бросить адвокатуру. Нужны ли мне бесконечные нервотрепки? Ведь так замечательно сидеть дома, ждать Шемитта… и встречать его, как собачонка, с тапками в зубах? Нет уж, такой образ жизни не по мне.

Я вполне осознавала, что влюбилась, как девчонка. Шемитт — незаурядная личность, от такого немудрено потерять голову, вот только он хищник, а для таких легкая добыча мало значит…

Телефон завибрировал как раз когда я покрывала лаком ногти.

— Да! — ответила, даже не взглянув, кто звонит.

— Здравствуй, Анна! — мягким бархатом коснулся кожи голос дракона.

— Здравствуй, Шемитт! — в тон ему ответила я.

Сердце трепыхалось в груди, как муха в паутине.

Странно, почему-то мы никогда открыто не говорили о чувствах, не называли друг друга глупыми ласкательными именами.

— Я вернулся в Мидгард, — сообщил он, хотя даже не говорил, что уезжал. — В выходные буду дома. Приезжай ко мне, ладно?

— Не могу. У родителей будут гости, я уже обещала приехать… — начала я, злясь на себя за оправдывающиеся нотки.

— Как хочешь, — судя по голосу, он обиделся. Но неохотно добавил: — Целую.

— И я тебя.

Телефон пикнул, прерывая соединение, а я осталась сидеть с трубкой в руках, позабыв о незаконченном маникюре…

Накануне второго заседания по делу Зухры выяснилось, что у нас появился новый свидетель. Одна девушка из ее отдела как раз уволилась, поэтому больше не боялась давать показания против директора. Ее удалось уговорить прийти в суд (визит в такие учреждения всегда малоприятен, и отнюдь не все добровольно туда являются).

Так что я подготовила заявление о вызове свидетеля и направилась в суд в приподнятом настроении. Не по-зимнему теплое солнце светило вовсю, изливая на землю целые потоки тепла. Можно подумать, что на улице март, только холодный ветер нагло лез под шубу…

Судья была явно раздосадована, что о мировом соглашении речь даже не шла, поэтому изгалялась вовсю.

Начали мы, естественно, с допроса сторон.

Зухра кратко, как я ей и велела, изложила обстоятельства увольнения, а также описала характер ее взаимоотношений с Зурагом Муддсоном и нынешнюю нелегкую ситуацию.

— Так вы настаиваете, что ответчик — отец вашего ребенка? — поинтересовалась судья. Это не имело особого отношения к предмету спора, но ей, видимо, стало любопытно.

— Да, ваша честь. — Кивнула Зухра, только добела стиснутые пальцы выдавали ее волнение.

— И вы сообщили об этом ответчику семнадцатого декабря?

— Да. — Подтвердила она, кивая для убедительности.

— Можно вопрос, ваша честь? — поднялся представитель ответчика.

— Конечно. — Благосклонно кивнула судья.

— Скажите, вы сообщили об этом ответчику в присутствии свидетелей? — обратился он к моей клиентке.

— Нет, мы были одни. — Тихо признала Зухра.

— То есть никто не может подтвердить, что такой разговор состоялся? — продолжил напирать мой коллега.

— Возражаю. — Вскочила с места я. — Истица не утверждала, что при разговоре присутствовали