ясновидящий Роберт Никсон, был умерщвлен — задохнулся, накрепко запертый в платяном шкафу. О грядущем для себя трагическом событии он непрестанно твердил по меньшей мере за месяц, все время обращаясь к королю: «Четверо придут. Воздуха лишат. Не свое возьмут». Генрих только посмеивался. Но когда безумный его любимец-простолюдин предсказал, что после того как «бедняжку Роберта задушат, забрав то, что он, не смыкая глаз, хранил, то хозяину горевать недолго останется и ждет хозяина мир теней», король не на шутку встревожился. Тревожился недолго. Предполагают, что чья-то услужливая рука поднесла помазаннику Божьему чашу отравленного вина.

Рубины — все до единого — были найдены в 1817 г., после того, как среди бумаг опального Наполеона Бонапарта обнаружились письма некоего виконта Виктора де ла Клера и старинная, выполненная минеральными красителями на телячьей шкуре крупномасштабная топографическая карта, испещренная знаками, указывающими колодцы, «где следовало брать одну малую часть большого целого».

По прихоти судьбы загадочные бумаги и карта попали в руки русского гусарского полковника Дениса Митрофановича Цаплина, человека мужественного, впечатлительного, начитанного, как бы сейчас сказали, профессионального искателя приключений.

Прочитав послания виконта, который, по его мнению, вероятнее всего, сгинул где-нибудь на Бородине или под Аустерлицем, полковник понял, что тот был озабочен поисками клада. И не какого-нибудь заурядного, но клада знаменитых рубинов бирманской королевской династии, обагренных августейшей кровью Генриха Тюдора и безумного пророка Роберта Никсона. Раз так — сокровища следует искать, заручившись самой высокой поддержкой.

Протекцию составил император Александр I, который повелел «инкогнито, не суетясь, не создавая кривотолков, имея надежного помощника, сыскать колодцы и раскопать их». Поиски предстояло вести в северной части острова Ява, на безликих холмистых равнинах. Превосходный топограф, «великолепно чувствующий нравы ландшафтов», молодой поручик Иван Саввич Зезюлин, выбранный Цаплиным в качестве помощника, в удачный исход предприятия верил слабо, но отправился за тридевять земель, чтобы «не подвести, не бросить командира, коему был слишком многим обязан».

На Яву Цаплин и Зезюлин прибыли под видом купцов, совладельцев парусника «Благодарный». Дальний переход оказался на редкость легким и приятным. Историк B. C. Глызин в вышедшей в 1899 г. книге «Клады, приданные России» пишет: «В пути офицеры беспрестанно размышляли, где искать разбитую на мельчайшие осколки сокровищницу. Зезюлин отстаивал мнение, с которым полностью был солидарен Цаплин, что на малом участке гористой почвы никак не может быть устроено около трехсот колодцев, к тому же давно пересохших. Как же справиться с подобным казусом? Зезюлин предположил, что колодцами де ла Клер назвал жерла небольших, в древности потухших вулканов. Это позже полностью подтвердилось. Смущало чрезмерно то, что на карте не было никаких обязательных для всякой карты атрибутов — таких, как долгота и широта. Вместе с тем сомнений не оставалось в том, что на телячьей шкуре отобразили остров Ява.

И это уже было положительно. Обсуждали и такую нелепицу — отчего, по какой причине король Генрих VIII, имевший где надежно укрыть рубины, доверил сокровища, коим цены нет, безродному безумцу? Цаплин, знающий суеверия, заметил, что даже стародавние новгородские князья и российские цари отдавали на сбережение самое дорогое юродивым, считая, что на святых людей никто, опасаясь проклятия, не поднимет руку. В Англии уставом этим пренебрегли. Убогого святого человечка убили, чтобы рубины взять. Покровителя его извели, чтобы захватить власть. Власть осталась в Англии. Законные сокровища Бирмы почему-то рассыпали на Яве. Почему-то даже проницательный Бонапарт не воспользовался шансом заполучить чудесные рубины, которые, по поверьям, приносят их владельцам абсолютную власть над народами.

Рубины Бирмы называли камнями властителей. Их собрали, ссыпали в одну шкатулку, привезли на родину русские офицеры. Прежде чем это произошло, случилось неожиданное. Состоялась встреча с виконтом Виктором де ла Клером, кульминацией которой стал кровавый конфликт с аборигенами, закончившийся совместной победой, переросшей в дружбу. К несчастью, виконт скончался от воспаления, вызванного ножевой раной. Рубины он завещал Цаплину, не найдя в нем личной корысти, разглядев стремление сохранить шедевры природы для грядущих поколений. Это захватывающая повесть. Повесть противоборства алчности и бескорыстия».

Б. С. Глызин пишет, что воссоздать приключившееся с Цаплиным и Зезюлиным на Яве ему удалось после трудоемких изысканий в государственных архивах. Что немаловажно, он восстановил события, пользуясь служебными отчетами полковника, составленными по прибытии в Петербург.

В изложении историка события эти выглядели следующим образом: «Офицеры исколесили все провинции, приглушая недоверие аборигенов и начальников общин деньгами. По сути, они покупали благорасположение золотыми и серебряными монетами. Запас терпения начал иссякать, а местности, хотя бы отдаленно напоминавшей обозначенную на карте, не находилось. Чем себя подбодрить? Конечно, дорогой. Не возвращаться же на корабль, лежащий в дрейфе, несолоно хлебавши.

Вот наконец майским утром 1817 г. отряд русских путешественников, включающий кроме Цаплина и Зезюлина пятерых матросов и двух проводников из аборигенов, увидел перед собою разбросанные там и сям довольно высокие холмы с осыпавшимися, напоминающими воронки верхушками. Зезюлин вскрикнул: 'Искать больше нечего. Вот оно, это место!' И впрямь. Местность раскинулась точно как на карте. Другим днем начали копать первый кратер. Был он из пемзы и отлично брался заступами. Причем середка оказалась податливой, что указывало на прежние раскопки. Шурф получился в полтора средних человеческих роста. Ниже шла чрезвычайно твердая пемза. На ней и лежал необожженный кирпич, используемый в Европе, но невиданный на Яве. Не требовалась проницательность, чтобы решить, как поступить далее. Цаплин расколол кирпич. В сухой глине блистал чудесной огранки рубин. Матросы трижды прокричали: 'Ура!' Проводников при виде находки как ветром сдуло.

К вечеру в сопровождении десяти отменно вооруженных мужчин появился господин, назвавшийся законным владельцем клада, виконтом Виктором де ла Клером.

Цаплин, ознакомившись с паспортом, подписанным самим Наполеоном Бонапартом, убедился, что пришелец говорит правду. Как поступить? Он предложил виконту сообща продолжить раскопки и найденное поделить поровну. Де л а Клер благородно согласился, оговорившись, что драгоценности принадлежат не ему лично, а Франции. Цаплин, в свою очередь, тоже заверил, что себе не возьмет ничего, а коли что будет найдено, то и уйдет в казну.

Полный триумф наступил спустя месяц, когда были вскрыты все колодцы-кратеры. Между двумя группами кладоискателей воцарилось полнейшее доверие. Рубины ссыпали в саквояж. Выставили союзническую охрану. Ночью, когда пламя костров разгорелось особенно жарко, с воплями и улюлюканьем на лагерь набросились конные чужаки. Огнестрельного оружия у них не было, что и спасло положение.

Почти всех нападавших положили шквальным ружейным огнем. У русских и французов тоже были потери — шесть человек. Цаплин предложил виконту воспользоваться русским судном. Предложение с благодарностью было принято. Лазутчик, по-видимому, из числа спасшихся аборигенов, проник в палатку де ла Клера и полоснул его ножом, сильно поранив запястье правой руки. Рана в жару воспалилась. Надежды выжить у виконта не осталось. Он попросил Цаплина, чтобы французская часть клада была передана русскому самодержцу, который 'найдет способ отдать ее Франции'. Товарищи де ла Клера наотрез отказались возвращаться домой, так как были бонапартистами и опасались расправы за свои убеждения.

Цаплин, выполнив секретную миссию и вручив рубины Александру I, благоприятно отрекомендовал своих французских друзей, которые, будучи офицерами, перешли в русскую службу. Тело виконта не оставили на Яве. Запечатанным в бочку с солью, доставили в Петербург, где с почестями погребли на погосте Царского Села. Половина удивительных 'рубинов безумного Роберта' вошла в российскую казну.

По части второй половины в 1862 г. возникали распри между Британией и Францией. Бирма при этом в расчет не бралась. Чем закончилось, сказать невозможно».