Утром он пришел в себя, когда уже сели. Сквозь иллюминатор светило морозное солнце. Над ним стояли Гоша и Коноплев.
—
Ну ты хорош! — говорил Гоша, хлопая его по плечу. — Давно не пил? Или вообще никогда?
—
Водка несвежая попалась! — сказал Коноплев.
—
И ведь шубу моему Тимуру облевал, — сказал Гоша. — Вот он тебе ее и подарил, — он кивнул на груду желто-серого меха, лежащего возле ног Володи. — Почистишь, будет как новая. Что смотришь? Осквернил ты ее, понял? Он теперь носить ее не сможет. Аллах ему не позволяет. Ты еще спал, а он уже с ходу выпрыгнул, только трап подали. В город поехал другую покупать. Хорош ты вчера был, нечего сказать. А уж наговорил всего... Все как на духу! Но мы понимаем. Все между нами — намертво. Верно, Конопля?
— Ну! — поддакнул Коноплев.
—
В общем, надевай — и поехали. Нельзя экипаж держать. Им назад лететь. А мы растолкать тебя не могли. Поехали, говорю! В городе заедем в химчистку, там при тебе почистят.
—
Я ее не возьму, — сказал Володя. — Я свое пальто надену... Где мое пальто?
—
Там же, где и шапка, — ответил Гоша. — Выбросили. Где-нибудь на елке красуется или в болоте, километрах в тридцати отсюда...
Они смеялись, глядя на его растерянное лицо.
Вот это влип, сказал себе Володя, надевая гигантскую шубу. Погряз в коррупции... Попробуй скажи им теперь слово. Все припомнят... А все-таки интересно было побывать в их среде. Посмотреть на них. Кое-кого я приметил, несмотря на выпитое.
—
Что ты там бормочешь? — спросил Гоша, поддерживая его под руку по дороге к трапу.
—
Хочу спросить... — остановился Володя. — Я что теперь, вами купленный?
Гоша озадаченно уставился на него.
—
Кто это тебе сказал?
—
Ну пил с вами. Шуба эта вот, шапка...
—
Да это от чистой души! — Гоша прижал руки к груди. — Симпатичный ты мне человек! Носи на здоровье. Чего мне тебя покупать, ну сам подумай? Был бы ты генеральным прокурором или министром внутренних дел. Что с тебя взять- то? Пошли, говорю!
И они снова двинулись к трапу.
—
Все равно мне это не нравится, — говорил Володя. — Вы хотели меня купить. Тем более что я в пьяном виде проболтался, зачем сюда лечу.
Гоша молчал. Пожалуй, зря я это сказал, подумал Володя. Теперь они, пожалуй, догадаются, что моя командировка касается их.
—
Опохмелиться бы тебе, — сказал Гоша.
—
Вы ведь имели какое-то отношение к погибшей Лене Томилиной? — спросил Володя.
—
Слушай, не будь занудой, — сказал Гоша. — Давай сначала выберемся отсюда. Не в самолете же устраивать допрос?
В машине, которую подали прямо к трапу — шикарный, длинный, многодверный «кадиллак», — Гоша, севший на переднее сиденье, повернулся к Володе.
—
Какое отношение к ней имел? — сказал он. — Спал я с ней.
—
И муж из-за вас ее застрелил? — спросил Володя.
—
Ну ты подумай, а? — воскликнул Коноплев. — Его как человека взяли на борт, поили, кормили, одевали, а он уже прямо в машине допросы устраивает.
—
Вы мне не ответили, — сказал Володя. — Муж узнал о вашей связи? Так?
—
Ты хоть бы с делом познакомился сначала, — сказал Гоша. — Ее застрелили в постели с одним парнем. Ее и его. Я тут ни при чем.
— Мне просто интересно, — пробормотал Володя. — А дело я почитаю. Обязательно.
9
Витя прибыл лишь под утро и сразу завалился спать. Я не стал его будить, хотя не терпелось посмотреть, что он там заснял. Наверняка какую- нибудь порнографию. Впрочем, адюльтер есть адюльтер. Там все держится на силе беззаконной страсти. А это возбуждает тех, кто подглядывает. А мы с Витей тут монашествуем, поскольку держим марку заграничных штучек, инопланетян, прилетевших на эту грешную Землю из иной цивилизации.
С этими мыслями я снова заснул, а проснулся буквально через час, услышав характерные охи и стоны, доносившиеся с Витиной стороны. Окончательно проснувшись, я понял, что он просматривает отснятый материал.
—
А ничего, — сказал он мне, не отрываясь от экрана, на котором блаженствовала сладкая парочка. — Муж сам не прочь на это посмотреть. Он собирает на нее компромат. Хочет развестись. Поэтому, прежде чем раскошелиться, будет долго трясти нам руку в знак признательности.
—
Ты хочешь сказать... — начал было я.
—
...Что шантажировать следовало бы эту дамочку?
—
Она тебе нравится? — спросил я осторожно.
—
Не в моем вкусе, — ответил он. — Но не могу не признать ее сексуальных достоинств.
—
Ты рассказывай, не отвлекайся, — сказал я.
—
Так вот, — начал он. — Когда я приступил к съемкам, туда же на чердак, где я расположился, проникли два подростка с фотокамерой. И тоже через какой-то им ведомый лючок стали фотографировать. Для меня они были конкурентами, от которых надо было отделаться. Когда я их прижал, они сказали, что их нанял сам господин Мансуров, ибо нуждается в компромате для бракоразводного процесса.
—
Отсюда следует, что она развода не хочет? — спросил я.
—
Но это не мешает ей заниматься тем, чем она занимается, — кивнул Солонин, стараясь не смотреть на происходящее на экране. — Есть такие дамы — наставляют мужьям рога, чтобы было за что крепче держаться.
—
А раз так, то надо подумать, как принять ее в наши ряды, — сказал я. — Словом, что она может нам предложить, если будем молчать?
—
Был бы спрос, а предложить ей есть что, — ответил он.
—
Проблема в другом, — сказал я. — Не может ли она предложить нам кое-что посущественнее. Скажем, какие-то делишки мужа, информацией о которых она располагает...
—
Противно все это, — вдруг взорвался Солонин. — Красивая женщина, создана для любви! А пара козлов смотрит, как она реализует то, что дано ей природой, и размышляют: как бы еще чего от нее поиметь.
—
Ну-ну, — сказал я. — Давай разряжай накопившиеся внутренние противоречия, и побыстрее. Нам надо успеть все продумать еще до завтрака.
—
А что тут думать? Взять ее за горло — раз, грубый шантаж — два. Только меня от этого увольте. Я прошел свою часть пути. С меня довольно. Очередь за вами.
—
Очередь за Славой Грязновым, — сказал я. — И я не могу его не поддержать в
Вы читаете Игра по крупному
