поставив потерявшую скорость машину перпендикулярно потоку, словно выполняя конструктивно недоступный его «Рэптору» «крюк». Ему, очевидно, оставалось совсем чуть-чуть, чтобы выпустить ракету по преследующему его русскому истребителю в заднюю полусферу, AIM-9X допускала такую возможность, и он «перетянул». Мгновением раньше рядом с лежащей на американском истребителе маркой прицела, проецирующейся на забрало шлема Кузнецова, вспыхнули изумрудной зеленью давно ожидаемые им буквы. Повинуясь движению пальца на гашетке, ракета катапультировалась из бокового отсека и устремилась к F- 22, скрывшемуся в нижней полусфере.

Вспышка взрыва совпала с истошным писком СПО и мигающим желтым транспарантом «Пуск!» и комбинацией огоньков, показывающих, что по нему выпущена ракета воздух – воздух «сзади-снизу». «Второй «Рэптор»?» — подумал Кузнецов, пытаясь увернуться и отстреливая в воздух облака фольги и термоловушки.

Потом в него попало. Ослепительная вспышка и визжащий грохот заставили истребитель встать на дыбы.

– Отказ РЛС, – произнес в наушниках бесстрастный женский голос речевого информатора. – Отказ ОЛС. Отказ «гидро».

Кузнецов, зажмурившийся в момент попадания, открыл глаза и толкнул ручку управления от себя, пытаясь проверить, слушается ли машина рулей. Машина тяжело, но слушалась.

– Отказ «электро-один», – продолжал информатор перечислять повреждения. – Отказ «электро-два». Пожар левого двигателя.

На забрале шлема исчезли все отметки воздушной обстановки. Экраны в кабине потухли. В зеркало было видно, как за его самолетом тянется черный дымный шлейф.

– «Двенадцатый», ты горишь! – раздался в наушниках голос ведомого.

– Да, я знаю, – пропыхтел Кузнецов, отключая левый двигатель и включая его огнетушитель.

– Отказ «ЭДСУ-один», – сообщил речевой информатор и отключился.

– Кто меня так? – вслух подумал Кузнецов.

– Из первой пары недобиток, – сообщил ведомый. – Прыгай, Игорь, ты теряешь высоту!

Кузнецов покосился наружу и, различив на земле отдельные деревья, со вздохом прижал голову к подголовнику.

– Я Полста двенадцать, – сказал он в микрофон. – Подбит, катапультируюсь.

После этого крепко ухватил торчащие между ног красные рычаги катапульты и рванул их на себя.

Последние шесть часов запомнились Олегу как один тягучий и непрекращающийся кошмар. Их бомбили почти беспрерывно. Кругом горело все, что могло и что не могло гореть: деревья, земля, танки, люди… Пару раз кресты американских «чебурашек»-штурмовиков[84] выскакивали прямо на их колонну, и огонь многоствольных пушек, даже не пробивая танковой брони, сметал с нее все: маскирующие покрытия, ящики с ЗИПом, навесные модули динамической защиты. Каждый раз, видя перед собой массивную задницу прикрывающей их «Тунгуски» с грубо намалеванным на ней белым символом «Инь-Ян», Олег испытывал сложные чувства: с одной стороны, только ее огонь давал защиту, с другой – для любого американца именно она являлась первой и главной целью. Пока поклонникам буддизма везло. Экипажу Олега – тоже.

Полтора часа назад бригада с ходу атаковала линию обороны американских частей. Те еще не успели закрепиться на западном берегу Дубисы, поэтому русской пехоте, при поддержке танков, удалось сбить с позиций американский разведэскадрон и обеспечить переправу основных сил. На этом дело застопорилось. Американцы немедленно контратаковали – небольшими силами, но при поддержке танков. Их удалось отбить, но понесенные потери окончательно убедили командование бригады, что ждать нельзя – в обороне потери будут почти на том же уровне, что и в наступлении, а Калининград от этого не приблизится.

В батальоне майора Володина к этому моменту из тридцати одного танка, имевшегося на утро десятого числа, оставалось тринадцать. И четыре из десяти БМПТ. Правда, через час обещали быть еще две машины, отставшие из-за поломок. Но ждать их не было возможности. Некоторые взводы были выбиты полностью, и батальон скорее представлял собой хорошую роту. В качестве которой его сейчас фактически и использовали.

Поле, за которым находился передний край обороны противника, имело в ширину около километра. На его дальнем конце взлетали вверх дымные и земляные фонтаны – артиллерийская поддержка присутствовала, хотя и близко не приближалась к тому, что вчера утром было продемонстрировано под Паневежисом. Танки шли по полю на максимальной скорости – это давало определенную надежду на то, что расчеты «Джавелинов»[85] американской пехоты сочтут, что шанс на попадание в их слабо защищенные верхние проекции будет слишком мал, и предпочтут стрелять по настильной траектории – прямой наводкой. ПТУР в лоб может и не пробить броню, главное, чтобы не ожили противотанковые расчеты на опушке леса справа. Лес обработала артиллерия, и теперь его контролировали уцелевшие «самочки», но мало ли…

«Накаркал, – преувеличенно спокойно констатировал Олег про себя, наблюдая, как полет огненного шарика откуда-то справа закончился в борту вырвавшейся вперед машины. Танк исчез в дымном облаке разрыва, через секунду грохнуло, и вверх взлетела сорванная взрывом башня. На Т-90А, которыми была вооружена бригада, автомат заряжания был прикрыт броней, но ребятам, видимо, особенно не повезло… – Кто это был? Неважно, главное не останавливаться!»

В наушниках нервный голос Афанасьева диктовал наводчику очередность целей. Американские позиции приблизились, и там кое-где мелькали огоньки – подавить противника окончательно не удалось.

Подлетавшую спереди ракету Олег заметил, наверное, за секунду. Она стремительно приближалась под небольшим углом, и он изо всех сил рванул на себя рычаги, надеясь, что она пройдет мимо. Его с размаху бросило вперед, танк, клюнув носом, заскользил вперед на заблокированных гусеницах, потом все потонуло в реве, грохоте и звоне. В них все-таки попали. Зажмурившись, Олег сжался на сиденье, ожидая буйства тысяч градусов, которые превратят его в пепел прямо на сиденье, но ничего не происходило. Зато нестерпимо зачесался нос. Он звонко чихнул и открыл глаза. Двигатель заглох, танк стоял на месте. Сердце колотилось в груди с неимоверной частотой, в глазах метались красные круги, в воздухе висела поднятая с пола пыль.

– Все целы? – послышался в наушниках неуверенный голос Афанасьева.

– Я цел, – сообщил Олег и ткнул в кнопку стартера.

– Я тоже, – сообщил наводчик.

Двигатель завелся с полоборота. Олег прильнул к триплексам, но ничего в них не увидел. На ощупь щелкнул тумблером тепловизора, но на экране была только ровная зеленая засветка.

– Вперед, Олег, вперед!

– Не могу, не вижу ничего!

– Ранен?

– Нет, что-то с приборами!

Он рванул защелку люка и выглянул наружу, усаживаясь «по-походному». Причина «слепоты» тут же стала понятна. Ракета попала в верхний лобовой лист, но блоки динамической защиты сработали штатно, метнув стальные пластины под углом к кумулятивной струе и разрушив корпус ракеты еще до ее окончательного формирования. Поэтому основная броня пробита не была. Но динамическая защита, сработав, превратила в клочья прикрывавшую это место деталь радиопоглощающего комплекта. Изорванные остатки «накидки», завернувшись, закрыли приборы наблюдения. Танки впереди уже выкатывались на американскую позицию. Одна из машин, остановившись, густо дымила белым. С ее башни на глазах Олега скатились в траву две черные фигурки. Сзади почти оглушал, несмотря на шлемофон, лай автоматических пушек – приближались БМП с пехотой.

– Люк закрой! – рявкнул в ТПУ Афанасьев. – Ты нам стабилизатор блокировал! Давай вслепую!