свободе агентов Карла Миллера.
Лиза сидела с сыном на кровати, напротив матери, и расспрашивала обо всем, что произошло в ее отсутствие.
Мать сильно постарела, осунулась. Когда-то черные волосы стали почти седыми. «Да, здорово сдала мама»… — отметила про себя Лиза.
— Много пришлось пережить мне за это время, — начала мать. — Спасибо, Туников поддерживал. Деньги сам привозил. В городе никто не догадывается, что Миллер был немецким шпионом. Разное говорят о его самоубийстве. Кое-кто связывает с твоей «смертью».
— Ты знала, что я жива?
— Да. Мне в тот же день обо всем поведал Миллер. После его самоубийства Туников рассказал мне о том, что ты жива и здорова, но предупредил, что если я не хочу тебе неприятностей, об этом не должен знать ни один человек, даже твой муж. Я оставила школу — за Степой нужен уход. Написала все Ивану. Муж считает тебя погибшей. Он приезжал с Дальнего Востока. Если бы ты видела, как он переживал! Все повторял: «Я виноват, мама! Только я виноват!» Ругал себя, что не забрал вас. Хотел увезти с собой Степчика. Едва отговорила его. Как он сейчас там? Не знаю. Хороший он человек, жалко мне его. Каждый месяц присылает почти всю зарплату…
Мать оборвала свой рассказ:
— А как жилось тебе, Лиза, это время?
— Терпимо, мама. Больше ничего не могу сказать.
— Понимаю. Туников кое-что мне объяснил. Что ж, и та до конца по пути, который выбрала. Я знаю, это тяжелый путь, но он нужен для государства. За сына не беспокойся, силы еще есть, буду растить сама. Мне с ним хорошо, он славненький мальчик, послушный. Береги себя, Лиза. Я так рада, что ты жива… — заплакала мать.
Четыре дня, отведенные Лизе для встречи с матерью и сыном, пролетели быстро. К тому же ей приходилось заниматься и служебными челами.
В Днепропетровске Туников познакомил Лизу с чекистом, которою абвер внесет в список своих агентов, работающих в СССР. Они обговорили детали действий, установили пароль для связи, согласовали все о представителем из Москвы.
Лиза уехала. Прощаясь, не плакала. Успокаивала уверенность в том, что мать чувствует себя нормально, а сын находится в надежных руках.
Кроме Днепропетровска Лиза побывала и в других городах, где встречалась со своей «агентурой». «Резидентом» назначили харьковского чекиста Бориса Ильича Голубева, В тот же день в Берлине читали радиограмму:
Отчиму.
Уцелело от провала пять человек. Резидента назначила. Передала инструкции: сбор информации о Красной Армии и объектах оборонного значения. Считаю свою задачу выполненной.
Аргусу.
Благодарим. Ждем в Берлине.
Лизу ждали и в Москве. Начались инструктажи, ориентировки, наставления.
И вот опять Елизавета Петренко в кабинете Радомира.
— Данные о подготовке войны Германии с Советским Союзом чрезвычайно важны, — сказал чекист. — Мы получаем аналогичную информацию из других источников. Все, что в дальнейшем станет вам известно, срочно сообщайте Манодзи. Оценка вашей работы в Германии положительная. Старайтесь закрепиться в абвере. По мелочам не рискуйте. Помните: вас послала Родина на самый трудный участок, гордитесь оказанным доверием и оправдайте его до конца. После возвращения в Берлин продолжайте заниматься спецборьбой. Считаю, что это подозрения не вызовет, так как вы не прошли полный курс обучения у Манодзи. Возвращаться назад будете тем же путем, каким шли сюда. Желаю удачи, товарищ старший лейтенант. — Радомир обнял ее за плечи и провел до двери.
Вечером Лиза уже ехала в поезде. Она прислонилась к окну, стараясь запомнить красоту одетых в зелень дубрав, разливы рек, ухоженные крестьянами колхозные ноля…
Ничто, казалось, не могло потревожить спокойную мирную жизнь советских людей. Не ведали они еще, какая страшная сила через несколько дней обрушится на них, сколько горя и невзгод придется пережить буквально каждой семье, каждому советскому человеку.
Полдня потратила Лиза на поиски транспорта, пока не уговорила одного извозчика отвезти ее до села на границе.
— В деревню заезжать не будем, я довезу вас до окраины и вернусь назад.
— Но почему? — удивилась Лиза.
— Плохая слава об этом месте ходит, гражданка. Там живут опасные люди. Занимаются контрабандой и другими темными делами. Случалось, и пропадали там люди. С месяц назад направили к нам учительницу. И она, и извозчик как в воду канули.
Он взмахнул кнутом:
— А вы, небось, тоже учительница?
— Как вы узнали? — спросила Лиза.
— Разных людей приходится возить, вот и стараешься определить, кто и сколько заплатит.
— Понятно.
Пожилой извозчик был разговорчив. Рассказывал всякие истории, расспрашивал Лизу о ее жизни. Даже спеть попытался. Лиза смеялась. Подъехали к колодцу, находящемуся в тени ветвистых дубов.
— Передохнем малость, напоим лошадей и двинемся дальше, до села осталось километров десять, — пояснил извозчик.
Он распряг лошадей, снял с брички переднее сидение, обтянутое потертой кожей, и положил на землю.
— Садитесь, гражданка, в холодок, отдыхайте.
А сам стал наливать воду в деревянное корыто. Лиза прислонилась спиной к дубу, вытянула отекшие от долгой езды ноги и наблюдала за дятлом, долбившим на соседнем дереве кору. Думала: «Как встретят в Германии? Вроде все сделано, как надо».
— Ой, пустите! — услышала Лиза крик извозчика и резко вскочила на ноги. Двое здоровенных заросших мужчин держали извозчика за руки, а третий вел лошадей к бричке.
— Кого везешь? — спросил пропитым голосом один из них.
— Учительшу, учительшу, — повторял испуганный извозчик.
— Хорошая баба, вот она нас кое-чему и научит сегодня.
«Бандиты, — осенило Лизу. — Мне только их сейчас не хватало».
Оружия у бандитов в руках не было, значит, надеются на свою физическую силу. «Как некстати, придется ликвидировать», — решила Лиза.
— Граждане, отпустите нас, я вам денег дам. Тот, кто запрягал лошадей, засмеялся.
— Деньги мы возьмем, не беспокойся. А отпустить никак нельзя. Свечку за упокой поставить можно. Иных просьб не принимаем.
Извозчик, поняв, что ему конец, перестал сопротивляться и беззвучно плакал.
Один из бандитов приблизился к Лизе.
— В карманах что-нибудь есть? — и, не дожидаясь ответа, протянул руку.
Лиза резко захватила его правую руку, применив прием. Бандит дико взвыл и с переломанной рукой покатился по траве.
Этот пока не опасен. «Не менее пяти минут длится болевой шок», — вспомнила она слова своего учителя Манодзи. Мигом выхватила «вальтер» и во весь голос крикнула: