Ливерпульский «тедди», Ринго — Майк надел «мою собственную куртку с бархатным воротником. Все, кто был рядом со мной, воротили нос от запаха средства против моли, когда я ее надевал. Также я надел пару носков, которые носил в те годы».

Единственное «чтиво» неграмотного Менарри — комиксы. В остальное время он любит знакомиться с девицами — «посмотреть, не проходит ли кто из них мимо, затем догнать — и дело в шляпе» — однако не слишком расстраивается, если его «отшивают». Менее нагло, но столь же бесстыдно он присваивает себе сдачу посетителей Grotto. Когда он хвастается о своих подвигах и его уличают во лжи, Майк обвиняет всех и вся, кроме себя самого. Неуклюже танцуя на джазовом конкурсе в Grotto, он заявлял: «Ну, вы понимаете, это же был джаз–банд. Как можно танцевать под этот шум!» «Дерьмовый кий» проигрывает ему партию в бильярд.

Хотя и малопривлекательный, Майк — Ринго не сразу впечатляет своего соседа по шале, Джима Маклэйна, которого сыграл Дэвид Эссекс — это был его дебют в кино. Джим — симпатичный юноша из Сомерсета, которого родители собирались отправить учиться в университет, решил покончить со спокойной жизнью: в день экзаменов на уровень А Джим убегает из дома, чем шокирует свою мать с ее ценностями среднего класса.

В Bickerstaffe, оказавшись в обществе распутного Майка, Джим предается пороку в дымке дешевых духов, с бутылкой австралийского вина, на грязных простынях.

«С этого момента ему открывается все, — посмеивался Ринго. — Ему на все наплевать. Из–за меня он познал все стороны безнравственной жизни».

Затем Майк находит своему сомневающемуся другу работу в качестве помощника оператора электрических автомобильчиков на ярмарке для туристов, показав ему, как нужно «работать и мошенничать». Каким бы он ни был опытным наставником, как–то раз Майк случайно обманывает одного из посетителей на слишком крупную сумму, и после кровавой разборки, последовавшей со стороны дружков потерпевшего — шайки рокеров, — он стал хромать на одну ногу; продолжение похождений хромого Майка можно увидеть в сиквеле «Sooner or Later», переименованном в 1973 году в «Starrdust». Роль Менарри на этот раз взял на себя Адам Фэйт: теперь Майк был дорожным менеджером и поверенным Маклэйна, который стал поп– звездой.

Ринго чувствовал, что если он будет продолжать сниматься в этой роли, то ему придется смириться с его сюжетной линией, которая уж слишком напоминала события «The Beatles» десятилетней давности. Наиболее пикантным моментом в нем были не откровенно реалистичные сцены, где фигурировали наркотики и секс, а тот факт, что барабанщика группы Джима, «The Stray Cats», выгнали сразу же после того, как их синглы попали в чарты.

Хотя Фэйт раскрыл характер Менарри ничуть не менее убедительно, чем Старр, Эссекс очень тепло отзывался о своем бывшем коллеге по съемочной площадке, который «по–настоящему меня поразил. Одним из самых больших удовольствий в моей жизни было играть с Ринго». То, что они оба восхищались психоделией «Dr John's Creole» и вместе снимались в «That'll Be the Day», подтолкнуло Эссекса в 1973 году сочинить его первый хит — «Rock On», на который явно оказал влияние рок пятидесятых (на его обложке в числе прочих был упомянут Джимми Дин).

Еще одним признаком того, что современная поп–музыка сдает позиции, было появление фильма «American Graffiti», события которого разворачивались в маленьком городке Среднего Запада. Как грибы после дождя, появились десятки команд, игравших традиционный рок–н-ролл, вроде «Sha Na Na» и «Shakin ' Stevens and the Sunsets», а забытые классические номера обрели вторую жизнь в исполнении «Sex Pistols», которые делали свои первые робкие шаги. Эти регрессивные тенденции, а также лавинообразное появление фэнзинов, их освещавших, заставили сердца многих биться учащенно, пока они продирались сквозь нагромождения распродажных щитов к стопкам поцарапанных «сорокапяток» и хрупких дисков на семьдесят восемь оборотов, которые еще недавно пылились на прилавках. Подобные экспедиции в поисках невыявленных артефактов прошлых эпох помогали держать «отвратительное» настоящее на расстоянии вытянутой руки.

В этом отношении безукоризненная игра Старра — если это была игра — в «That'll Бе the Day» не могла компенсировать все его элитарные замашки: появление в «All Things Must Pass», разрекламированное участие в «Tommy», помощь в записи тройного альбома Леона Расселла «Live» и «Back off Boogaloo», по поводу которой как–то раз съязвил диск–жокей Джон Пил:

«У Старра большая суперзвездная семья, которая все еще пользуется успехом».

Работая над всеми последующими проектами, Старр перестал обращать какое–либо внимание на враждебные выпады по поводу дистанцирования рок–звезды — да–да, в Соединенные Штаты — от своей английской публики, которая вскоре созреет для того, чтобы встретить с распростертыми объятиями новых героев — панков, чья идеология по определению исключала понятие «звездности» как таковое. В Других регионах, в частности, в Северной Америке, интерес к творчеству Старра продержался чуть дольше, и — по крайней мере, с коммерческой точки зрения — пик его карьеры был еще впереди. Во всех других отношениях она шла на спад…

Какое–то время он даже и не думал о том, чтобы смыть татуировку теддибоя — или, точнее, переводную картинку — со своего правого уха. Он также мог оставить Амура с сердечком, которые украшали ягодицы Майка Менарри — их можно увидеть в сцене в шале, но этот узорчик, к сожалению, нельзя было продемонстрировать на ток–шоу, в которых Старр тогда время от времени появлялся.

Вовсю продвигая «That'll Be the Day» и подыгрывая на ударных в «импровизированной» «Singing the Blues» с Джимми Тарбаком и Тимом Райсом на /ТУ, Старр пользовался случаем и рекламировал металлическую, стеклянную и пластиковую мебель от Ringo and Robin Limited, которые выставляли свою продукцию в универмаге Liberty's неподалеку от Риджент–стрит во второй половине сентября 1971 года.

Среди наиболее влиятельных покровителей компании Ринго и Робина Круикшенка был премьер– министр Эдвард Хит, который получил специальное зеркало, куда было вделано его собственное изображение на фоне живописного английского ландшафта, — на Рождество 1973 года. Взвалив на Робина всю тяжесть технологической работы, Ринго занялся дизайном: среди его идей следует особо выделить стойку для кофе, сделанную из радиаторных решеток от «Роллс–Ройса», круглые камины и столики в форме цветка. Все эти товары, как марочное шампанское, были доступны любому покупателю. В магазине на Рэтбоун–стрит (недалеко от Oxford Circus) вы могли пошарить в карманах в поисках мелочи и потратить ее, скажем, на диван стоимостью в шестьсот фунтов или — за ничтожные сорок фунтов — приобрести малюсенькое зеркало с логотипом Apple или Bambi.

В то время как Ринго все еще увлекался художественным дизайном, в одной из газет появилась явно восторженная рецензия на последние произведения фирмы; статья была увеличена и выставлена в окнах Apple на всеобщее обозрение, однако — из–за непостоянства его интересов — в 1976 году компанию пришлось пустить с молотка. Конечно, бывало, что чересчур энергичный экс–битл проводил в офисе рабочий день, во время которого «мы либо ужасно скучали, либо от души веселились. Это зависело от того, кто к нам приходил». На этом наименее активном этапе его звездной карьеры у Ринго рождалось множество грандиозных планов, которые, впрочем, не шли дальше обсуждения. Он организовал Wobble Music Ltd и продюсерскую компанию Reckongrade, но с какой целью — поди догадайся. Он также подумывал о финансировании фильма с участием одного из братьев Смозерс, а также «картины о парне,