совершенством, богиней, музой и превратилась всего лишь в veuve Damala. Да и сам он в эти мгновения вовсе не был тем, кем казался себе раньше, — великим шефом, великим художником, душой Франции; он стал обыкновенным немолодым мужчиной в чужой одежде, детской к тому же.
Больше они ни о чем таком не говорили. Когда они поели, Эскофье вымыл посуду, и Сара спросила:
— Ты на меня сердишься?
— Разве я могу на тебя сердиться?
— Я обожаю Ритцев — и Цезаря, и Мари, и детей. Их дети, кстати, большие друзья с Лизианой и Симоной. Но я же вижу, что Цезарь нездоров. Что он вот-вот сорвется.
Эскофье улыбнулся и потрепал ее по руке.
— Все будет хорошо.
— Ты пытаешься меня успокоить?
— Конечно.
— Ну ладно. Ты всегда должен меня успокаивать. — Когда Эскофье снова направился на кухню, Сара встала и последовала за ним. Но он поцеловал ее в лоб и сказал:
— Пожалуйста, позволь мне самому.
И как только он закрыл за собой дверь, на него вновь нахлынуло давно не возникавшее возбуждение. Он так давно не стоял вот так на кухне, пытаясь придумать нечто особенное, что стоило бы назвать «настоящим обедом». Ему хотелось приготовить для Сары что-нибудь невероятное, такое, что он с удовольствием назвал бы ее именем и, возможно, впоследствии вставил бы в меню «Ритца» — когда он наконец откроется.
Итак, Эскофье снова был поглощен работой. И был совершенно счастлив.
Срезав филе, он взял рыбьи кости и головы, мелко покрошил лук, порезал порей и тимьян, залил все это пинтой воды и добавил стакан белого вина.
Сара снова заглянула на кухню.
— Еще долго?
— Уходи.
Бросив горсть розовых стручков перца в кипящий ароматный бульон, он дал ему еще немного покипеть на медленном огне. «Соус, пожалуй, нужно сдобрить сливками, — думал он, но не был уверен, что дальше. — Неплохо, наверное, добавить сливочного масла, чтобы аромат стал более насыщенным. А может, еще вина? Или шампанского? Или анчоусов?» Перебирая в уме всевозможные ингредиенты, он каждый из них мысленно сопоставлял с уже сложившимся вкусом и чувствовал любую перемену, не пробуя ни капли. И все это время видел перед собой Сару — такую Сару, какой она была на сцене, дивную Сару, а не ту женщину, что ждала в соседней комнате. В его воображении она осталась прежней — те же розовые губы и нежный румянец щек, та же роскошная грива медных волос, тот же бесподобный серебристый голос, похожий на голос флейты.
Примерно через полчаса Эскофье вошел в столовую с тарелкой, на которой лежали четыре идеальной формы розовых филе в нежнейшем соусе, в который он добавил и сливки, и луковый конфитюр, и варенье из черной смородины.
— Для вас, мадам.
— C’est tres magnifique. Просто великолепно!
— Да, это великолепно. Столь же великолепно, сколь великолепны и вы сами, мадам, — галантно ответил Эскофье, обслуживая Сару так, словно она обедала в зале «Савоя». Красиво разложив рыбу по тарелкам, он полил ее соусом и стал ждать, пока Сара попробует.
— Ты прав: это и впрямь столь же великолепно, как «дивная Сара», — сказала она. — Однако Розина Бернар или veuve Damala — это уже нечто совершенно иное.
До чего же хорошо она его понимала!
— Ешь, — сказал он.
— А если я поем, мы завтра будем вместе готовить cassoulet? Будем?
— Будем.
— И это, конечно, ложь.
— Но очень нежная.
— Ты счастлив?
— Счастлив.
— И все же?
— Если бы ты была не Сарой, а просто Розиной! Какой чудесной могла бы стать наша жизнь!
— Пожалуй, никогда еще ложь не преподносили так нежно.
— Сара…
— Здесь меня знают как veuve Damala.
— Но это не тот мир, в котором мы живем.
— Сегодня — тот.
И она поднесла к губам его руку, нежно ее поцеловала и сказала:
— Я всегда любила тебя, Повар. И буду любить до смертного своего часа.
«Шеф, — подумал Эскофье, — а не Повар».
Полный «Эскофье»:
Мемуары в виде кулинарных рецептов
Я очень много над этим думал и теперь уверен, что святой Фортунат должен бы потеснить святого Лаврентия с поста покровителя мясников и поваров, прежде всего rotisseurs, вот только не знаю, к кому мне с этим вопросом обратиться.
Святой Лаврентий всегда представлялся мне совершенно неуместным, когда речь заходила о всевозможных gourmandises,[128] — уж больно часто он постился, а его единственный кулинарный опыт заключался в том, что его самого в итоге поджарили на довольно-таки большой решетке, подвергнув мучительной казни. И никаких свидетельств того, что он хоть когда-нибудь готовил какое-то кушанье, не имеется. Хотя, если верить святому Амвросию, Лаврентий перед смертью сказал своим мучителям: «Этот бок вполне готов. Переверните меня и отведайте кусочек». Возможно, благодаря этой шутке святой Лаврентий считается также и покровителем комедиантов.
День святого Лаврентия, 10 августа, всегда отмечают холодной вырезкой. Как же мало в этом воображения! Разве можно таким блюдом отмечать праздник святого? В раю все-таки должны быть более высокие представления о поварском искусстве. Вот мне, например, доводилось жарить на решетке самые разнообразные виды мясных продуктов — американцы подобный способ приготовления называют «барбекю», — в том числе и франкфуртеры, которые после мировой войны стали популярны повсюду, даже во Франции, но я бы очень не хотел, чтобы Господь позволил франкфуртерам осуществить в моей стране кулинарную интервенцию.
Святой Фортунат, впрочем, всегда относился ко мне прекрасно, и хотя теперь он является покровителем поваров исключительно мужского пола, я уверен: он с радостью выступит перед Господом в защиту тех женщин, которые также осмелились овладеть этой профессией. В конце концов, святой Фортунат имел немало дружеских связей с представительницами прекрасного пола, и природу этих отношений церковные писания определяют как «целомудренную, благочестивую и деликатную, с характерными признаками очаровательной детской игры, столь свойственными дружбе с женщинами».
Я понятия не имею, что имела в виду церковь, давая такое определение, но святой Фортунат, как известно, неоднократно отправлял дамам целые корзины различных экзотических яств, сопровождая их стихами, явно предназначенными только для глаз той, кому предназначен этот подарок, — а все мы прекрасно знаем, к чему ведут подобные действия.
Славившийся своей сдержанностью и твердостью характера, Фортунат был при этом склонен к соперничеству, как и всякий современный шеф-повар. Когда сестры в монастыре раздают в его честь молоко и яйца, они порой присоединяют к этому угощению и кое-какие деликатесы, в том числе мясные,
