две комнаты и кухню. Никого. Тишина и сквозняк говорили о том, что в доме никого нет. Капитан толкнул дверь в большую комнату-гостиную – и от неожиданности попятился назад. Перед ним болтался труп повешенного Федьки. Придя в себя от первоначального шока, Фролов, повинуясь профессиональной выучке, осмотрелся по сторонам, выискивая возможные следы преступления. Несмотря на отсутствие видимых повреждений, опер не сомневался в том, что парня убили и инсценировали самоубийство. Подтверждение этому он нашел в результате беглого осмотра. Записка на столе. Прочитав текст, он, стараясь не смотреть на парня, вышел из помещения и набрал телефон дежурной части…

После ужина в ресторане Обносов попросил Татьяну заглянуть на минутку к нему в кабинет.

– Забыл второй телефон, – виновато пожал он плечами. – Мы заберем его, и потом я тебя провожу до дома.

На самом деле Кузьма Сергеевич не хотел расставаться с женщиной «несолоно хлебавши». Татьяна, вместе с приятными воспоминаниями молодости, всколыхнула в нем и мужское желание, которое с каждой минутой разрасталось. Обносов понимал, что как только женщина узнает о смерти сына, об интимной близости можно будет забыть. Поэтому он придумал повод вернуться в свой офис, где у него был кожаный диван и душевая с туалетом.

– Я подожду тебя здесь, – остановилась женщина при входе в его офис. – Надеюсь, ты возьмешь телефон без меня.

В ее тоне прозвучал оттенок насмешки. Словно она дала ему почувствовать, что понимает его незамысловатый предлог.

– Я думал, мы еще по рюмочке коньяка на дорожку, – стал канючить Обносов.

– Ладно, пойдем, – решилась Татьяна, и по ее тону он понял, что женщина решилась на нечто большее, чем рюмка коньяка.

Интуиция не подвела Обносова. Секс был безудержным и страстным. Он начался, как только они вошли в офис и закрыли дверь. Без разговоров и прелюдий. Словно и не было этих пятнадцать лет перерыва.

– У тебя и простыни здесь имеются? – лежа на кожаном диване, спросила Татьяна.

– Да, только ты не дала мне на это времени, – заулыбался довольный мужчина, разглядывая ее нагое тело.

– Дежурный бельевой боекомплект, – пошутила женщина, намекая на его разгульный образ жизни.

– Обижаешь, Тань, ты в этом офисе первая женщина.

– Что, другие даже не заходят? – прозвучала очередная шутка.

– Ну, я имел в виду, с которой у меня что-либо было, – пояснил Обносов, удивляясь ее ироническому тону.

– Ты поможешь мне найти Федора? – пристально посмотрела Татьяна.

Смена разговора прозвучала так неожиданно, что Обносов внутренне вздрогнул. Словно она попросила оплатить ее услуги. Ведь он теперь ее должник. Настроение Обносова сменилось с плюса на минус. По выражению его лица Татьяна догадалась об этом.

– Нет, я не поэтому с тобой переспала, – попыталась разуверить его женщина. – Ты бы и так стал его искать и сделал бы все, и даже больше. Я просто немного подлизалась к тебе, чтобы, кроме обязанности найти Федора, у тебя был и приятный стимул в виде моей безграничной благодарности. Я хотела тебя заинтересовать еще и собой.

– Ты сказала, моей обязанности? – выделил из ее слов непонятный для себя акцент Кузьма Сергеевич. – Мне было бы достаточно и такого приятного стимула, как ты. Потом, я это делаю не по обязанности, а по зову души. По обязанности пусть полиция рыщет.

– Да, но ты должен знать, что Федор не просто пропавший мальчик и мой сын, он и твой сын тоже, – огорошила его женщина и прижалась к его груди, словно ища укрытия от ожидаемых упреков.

Возникла молчаливая пауза. Обносов лихорадочно высчитывал дату их последней встречи и прикидывал возраст убитого парня. По годам все совпадало. Когда молчание затянулось, женщина не выдержала первой.

– Я имела в виду твою отцовскую обязанность искать сына, – попыталась поймать его взгляд мать Федора.

– Если это мой сын, почему я узнаю об этом только сейчас? – Обносов старательно прятал от нее свое взбешенное выражение лица.

– Прости.

– Прости! И это все, что ты можешь мне сказать?! – повысил тон Кузьма, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

– Какая разница, – испугалась такой эмоциональной вспышки Татьяна. – Теперь ты все знаешь и найдешь нашего сына.

– А раньше, хотя бы в ресторане, ты не могла мне об этом сказать?

– Как ты себе это представляешь? Не успели встретиться, и сразу: «Здрасте, у тебя шестнадцатилетний сын». – Татьяна не понимала состояния Кузьмы, полагая, что мужчина просто в стрессе от услышанного.

Она была недалека от истины. Кузьма Сергеевич и правда переживал сильнейший стресс. Не каждый способен выдержать известие, что, оказывается, все это время, шестнадцать лет, бок о бок с ним жил родной сын, о котором он даже не догадывался. Но самое ужасное, что он лично участвовал в его казни. Изощренной, продуманной казни. Он вспомнил телефонный звонок Дрону, в котором до него донесся звук сдавленного хрипа. Это был его сын. Единственный звук, который он успел от него услышать. Предсмертный! Кузьма встал с дивана и, достав бутылку коньяка, приложился к ее горлышку. Коньяк пился, словно вода, не доставляя никакого облегчения. Татьяна уже оделась, а он так и сидел голый с бутылкой коньяка, в полной прострации, продолжая анализировать случившееся. Какой он был, его сын? Слишком честный, как его мать, раз стал давать показания против своего одноклассника. А как он выглядел?

– У тебя есть его фото? – пришел в себя Кузьма. – Хотя какая разница, я его и так скоро увижу на…

Он чуть не сказал «на похоронах». Чуть не оговорился. Вдруг понял, что сидит голый, и стал спешно одеваться. По мере одевания Обносов обретал все больше уверенности.

– Вот фото моих сыновей. – Мать вынула фотографию из портмоне.

С фотографии на Кузьму глядели два детских лица. То, которое постарше, показалось ему чем-то знакомым, но он отогнал эту мысль, поскольку его мозг уже стал вырабатывать контраргументы, которые проливались на его нервную систему целебным бальзамом. «И хорошо, что нет сына. Не будет с ним конфликта и борьбы, которая захлестнула весь город. А то еще, как Малахитов, притравил бы меня чем- нибудь, – замелькали в мозгу мысли. – Они же все спят и видят, как бы отобрать, украсть, унаследовать – любым способом, но получить имущество и деньги родителей». Эти рассуждения стали выводить его из подавленного состояния достаточно эффективно. Настолько, что, когда показалось дно бутылки, он был уже в нормальном состоянии. Или почти в нормальном, поскольку вспомнил, где видел то лицо с фотографии Татьяны. На своих детских снимках. И это обстоятельство дернуло его за какую-то душевную струну, в результате чего он заплакал. Татьяна, испуганная его состоянием, уже не знала, что и делать, то ли приводить его в чувство пощечинами, то ли вызывать врачей. Но организм мужчины, словно перегретый и заглохший двигатель, среагировал тем, что Обносов неожиданно свалился на диван.

Вечером к воротам дома Малахитовых подъехала машина «Скорой помощи». Врач, действующий в соответствии с полученным инструктажем, набрал мобильный телефон и доложил, что они на месте. Убедившись, что медики прибыли, Николай отошел от окна и направился в комнату Анжелы.

У дверей комнаты сидел его охранник, ожидая Малахитова со шприцем в руке.

– Я позову, если понадобишься, – бросил ему Ник, отпирая дверь в комнату пленницы.

Девушка читала книгу и, когда Ник открыл дверь и вошел в комнату, не среагировала на его приход.

– Собирайся, мы поедем в больницу, – предупредил ее парень.

– Зачем? – настороженно отложила книгу его пленница.

– Тебя нужно осмотреть, все ли у тебя в порядке; ты же беременная, – попытался как можно