«Талых ручьях» тот был вхож в комнату шифровальщика Горохова. Более того, в один из дней, когда весь личный состав отмечал присвоение очередных званий летчикам, Горохов напился до потери сознания, и отводил его в шифровальную комнату именно Омельченко. Прапорщик был без чувств, поэтому Омельченко мог воспользоваться его ключами и взять там все, что угодно, не только кодовую таблицу.

— Могло быть. Согласен. Но зачем это надо Омельченко? — с интересом спросил Можайский.

— Я посмотрел личное дело этого капитана 3-го ранга. Так вот, всплыли интересные обстоятельства. Он по военному образованию специалист по спецсвязи и режиму секретности. Был старшим офицером 8-го отдела штаба Кронштадтской флотилии. Но его быстро сняли с должности, лишили допуска и убрали куда подальше.

— Лихо девки пляшут, — удивился Можайский, — будет лучше, если ты подъедешь ко мне, и мы обговорим все детали лично, а не по телефону. А то ты там поваришься еще день в собственном соку и будешь требовать санкцию на арест Омельченко как американского шпиона.

Подполковник засмеялся и положил трубку.

Через час Чернов сидел в кабинете начальника и докладывал обо всем, что смог узнать за вчерашний день.

— Итак, какие возникли мысли и версии? — задал вопрос Можайский, прохаживаясь по кабинету.

— Я думаю, что кодовую таблицу не сожгли. Ее мог похитить Омельченко, когда приносил в «шифровалку» Горохова.

— Сразу вопрос, — перебил его Можайский, — с какой целью?

— Вариантов может быть множество. Для того, чтобы шантажировать того же Горохова, с целью вымогательства денег. Выступить благодетелем или помощником перед начальником штаба, чтобы потом восстановиться в должности. И, наконец, продать ее иностранным спецслужбам, а может быть, вообще он ее выкрал по заданию иностранных спецслужб.

— Стоп-стоп-стоп, тормози, — остановил капитана начальник, — смотрю, тебя понесло. Во-первых, какую сумму он мог вымогать путем шантажа у бедного прапорщика, который прослужил-то всего четыре года? У него же еще выслуги нет, и богат он — как церковная крыса. И, я тебе скажу, молодые прапорщики не цепляются так за службу, как офицеры. Поэтому он мог смело доложить о хищении начальнику штаба, и тогда возникли бы проблемы у самого Омельченко. А вот тому неприятности никак не нужны, ему до пенсии не очень долго осталось. Вариант с начальником штаба тоже отпадает. Если бы Омельченко украл, а потом якобы нашел таблицу — это одно дело. А так, коль ее списали, от ее появления толку никакого. Более того, сразу бы начали разбираться, как они все трое уничтожили документ, если он опять появился. Теперь что касается продажи кодовой таблицы иностранным спецслужбам. Я понимаю, что ты еще находишься под впечатлением от дела Лобанова. Но я сомневаюсь, что опытный офицер, почти наш коллега, будет так глупо подставляться.

— А что с последним вариантом? — спросил Чернов.

— С этим вариантом сложнее. Надо разобраться с его личностью, интересами, образом жизни, прошлым. Ты не хуже меня знаешь, чтобы завербовать офицера, нужны определенные обстоятельства, условия и самое главное — основа. За границей он не был, в дальние походы за рубеж не ходил, родственников за границей не имеет, членов семьи, озлобленных на Советскую власть, я думаю, тоже нет. Иначе его бы в такое училище не приняли. Там отбор проводится почти такой же, как в КГБ. Давай сейчас не будем торопиться, распиши все запросы в отношении него и родственников и обязательно в Особый отдел КГБ СССР по Кронштадтской флотилии. Когда придут ответы на наши запросы, тогда и будем выдвигать версии и строить планы. Я думаю, к тому времени и командование проведет свое служебное расследование. Да, кстати, мне ведь Федотов написал в объяснительной, что не присутствовал при уничтожении документов. В состав комиссии включил Омельченко только потому, что тот в прошлом специалист по режиму секретности. Я пообещал, что пока не буду ее показывать командующему. Так что он теперь у нас на крючке, — довольно улыбнулся Можайский.

Чернов ответил улыбкой начальнику, а затем взял несколько листов бумаги и удалился в отдельный кабинет выполнять его указания.

Через час он принес запросы на подпись. Можайский их внимательно перечитал и подписал. Затем, отложив их в сторону, обратился к Игорю:

— Ну, пока почта и наши коллеги будут работать, тебе придется вспомнить, что ты не только военный контрразведчик, но и где-то еще и моряк, раз в морской форме ходишь.

— Звучит интригующе. А можно конкретнее? — попросил разъяснений Чернов.

— Через три дня начинаются учения сил Северного флота. Эскадрилья от твоего полка перелетает на авианесущий крейсер «Баку». Принято решение, чтобы ты вместе с ними вышел в море, — сообщил Игорю начальник. — Ты как переносишь качку?

— Еще не знаю. На Азовском море на катере катался и все, — Чернов смущенно улыбнулся. — Когда вернусь, расскажу.

— Ну и отлично, — подытожил Можайский. — В таком случае собирайся, послезавтра ты должен быть на корабле. Созвонись с корабельным опером, он тебя встретит и поможет разместиться на месте, — подполковник протянул Чернову листок бумаги с номером телефона коллеги.

Весь следующий день Игорь готовился к переезду на корабль. Бывалые летчики посоветовали ему сразу купить свой замок для каюты и запастись продуктами. Это они объяснили тем, что ужин на корабле для летного состава в семнадцать часов, и до отбоя абсолютное большинство успевают опять проголодаться. Бегая по магазинам, Чернов не упустил возможности встретиться еще с одним своим негласным источником из числа технического состава.

Валерию Коленову было уже около сорока лет, он жил один, жена от него ушла, поэтому часто выпивал, иногда уходя в продолжительный запой, но командование не торопилось его увольнять за это. Во всей округе не было лучшего мастера по ремонту автомобильных двигателей и карбюраторов. Поэтому целыми дня он находился в гараже, порой месяцами не появляясь на стоянке вертолетов.

— Ты что такой озабоченный? — спросил он у вошедшего Чернова.

— Завтра на корабль сажусь, — с гордостью ответил Игорь.

— Хорошее дело, я по молодости очень любил ходить в море на боевую службу. Там своя жизнь, размеренная и стабильная. Моряки сами по себе копаются, через каждые полчаса тревоги себе устраивают, а мы — сами по себе, летчиков никто там не трогал. Если полетов нет, то мы как на курорте себя чувствовали, — он мечтательно закатил глаза и смачно цокнул языком.

— Вот и я, получается, с курорта на курорт, — сказал Игорь, и продолжил: — Валера, пока меня не будет, ты мог бы понаблюдать за Омельченко?

— А как же я за ним наблюдать буду? Он же то в эскадрильском домике, то на аэродроме, а я всегда здесь. Вижу его только тогда, когда он машину из гаража выгоняет и потом назад ставит.

— А где его гараж? — поинтересовался Чернов.

— Да вот, перед тобой, — Коленов показал рукой на стоящий напротив гараж.

Игорь обошел его, чтобы осмотреть со всех сторон. Строение заметно отличалось от всех остальных как размерами, так и своей добротностью. Величиной он был с одноэтажный дом, изготовлен из сварных листов металла, к нему было подведено электричество, а с задней части виднелась антенна.

— Валера, а что у него там внутри? — спросил Чернов, показывая на гараж.

— Как и положено: смотровая яма, есть комната отдыха, там у него телевизор стоит, диван, приемник, даже лестница на чердак установлена. Но что там, я не знаю.

— Валера, мне нужно бежать, но ты за ним посмотри, когда приходит, с кем, что приносит, что уносит, чем занимается в гараже. Мне любое твое наблюдение будет интересным. А я когда вернусь с учений, все тебе расскажу и объясню.

— Хорошо, посмотрю, — буркнул Коленов, и полез под машину.

На следующий день, капитан Чернов стоял на причале возле крейсера «Баку» в ожидании своего коллеги. Величие и мощь корабля произвели на него неизгладимое впечатление. Он больше напоминал многоэтажный небоскреб площадью с олимпийский стадион, чем боевую технику. Игорь смотрел на эту махину и не верил своим глазам; ему казалось, что он попал в какой-то фантастический мир и перед ним не военный корабль, а какая-то межгалактическая космическая станция из кинофильма «Звездные