делать ему. Делать выбор, а не решать проблему. Задница был великолепен. Ведь он даже связи Клубина не попытался лишить (что было невозможно, кстати). К варианту «Задница атакует» Клубин был готов, хотя и надеялся (справедливо, кстати) на ум генерал-лейтенанта. Однако сейчас Клубин даже напрягся: Задница был слишком умён. Или это случайность? В смысле глупость? Ах ты, зараза, язва сибирская, шахматист- в-«чапаева».

«Как я устал, — подумал Клубин. И тут же поймал себя на ухмылке. — Ладно, давай на изгиб. А потом на слом».

— Зону нельзя включать, — произнёс Малоросликов. — Я так считаю. Иначе — зачем всё? Следовательно, Уткин и Пушкарёв — угроза, а вы — предатель.

— Понятно, — сказал Клубин. — Ну-ка, господин генерал-лейтенант, смирно. — Малоросликов не шелохнулся. — Смирно, смирно. П-п-п… Что, даже не попробуете?

Даже не попробовал. Клубин поднялся, подошёл к Заднице вплотную. Брови Малоросликова были усыпаны блестящими шариками пота, но его двойное лицо под чудовищным двойным лбом было сухо, а глаза блестели так же, как пот на бровях. Да, он несколько месяцев без сна. А Клубин? А он — семь лет.

— Ты что, военный, — сказал Клубин, — в спасителя человечества поиграть вздумал?

— Не играю я в спасителя. Я и есть он, — сказал Малоросликов. — Я тебя сейчас убью, скурмач. Поскольку ты играешь в политикана, а я уже наелся на вас, козлов, глядеть. Потом я убью сталкеров. Потом я закатаю Зону в забор и буду стрелять в любого, кто подойдёт на километр к забору. Нормальный план.

— Нормальный план. Неизвестной природы. А патроны с тушёнкой будешь покупать у бандитов? — сказал Клубин презрительно. — А деньги будешь зарабатывать земледелием?

— Разберёмся! — сказал Малоросликов.

— Ну-ка, сядь! — приказал Клубин. — Сесть, я сказал! — проревел он, делая шаг в сторону и показывая рукой на кресло сержанта Кавериса.

В предательство поверить трудно. И Малоросликов подчинился, сел. Едва втиснулся. Его кобуру зажало между боком и подлокотником. Он сложил на коленях руки-грабли в стрелковых перчатках. Клубин стоял над ним, злясь так, как давно уже не злился. Было невыносимо жаль тратить секунды и мозговое вещество на вычисления, что же злит больше — предвиденный, но неуместный срыв Задницы или собственная рефлексия по поводу этого срыва. Мозговое вещество прямо пузырилось от злости. Задница насухо выиграл сет, увеличил свою ценность на порядок. Умеют сталкеры, собаки, торговаться. Целую минуту Клубин не знал, как поступить дальше. И молчание его на ораторскую паузу, паузу для внушительности, не походило, и сердце Клубина радовал несомненный шок генерала: он просто сейчас не запомнит клубинского замешательства…

Потом Клубин вспомнил про коммуникатор и ему захотелось поступить правильно — застрелить Малоросликова. До вмешательства Комиссара в ситуацию оставалось буквально всего ничего. Замешательство Клубина стоило Малоросликову жизни почти наверняка. Ставкой был целый мир. Или, если хотите, счастье всего человечества. Или, если хотите правды, возвышение лично Эйч-Мента до статуса бога, ведающего бессмертием.

Скорее всего, Штаб Задницы уже блокируется. Неужели шеф не даст хотя бы минуту? Задницу жалко безумно. Нет ему замены. Кутерьма по периметру неизбежна. Чёрт, ну и что мне было в куклы с Задницей играть?

Всё правильно. Но Задница давно не спал. Это — ему хинт, учитываемое обстоятельство. Чисто на эмоциях погнал, пришёл выяснить, рамсы расставить… Но если шеф не объявится буквально в эту вот, текущую минуту…

Клубин подкатил своё кресло и сел напротив Малоросликова, глаза в глаза, с поправкой, разумеется, на разницу в росте. Зрачки у генерал-лейтенанта были во всю радужку.

— Артём Аркадьевич, — произнёс он. — Вы меня слушаете?

— Зону нельзя включать обратно, — сказал Задница. — Еле выключили. Это надо беречь. И плевать мне на ваше золото и рубидий.

— Клубин, — сказал из-за пазухи Клубина голос Эйч-Мента, и Клубин чуть язык не сглотнул от облегчения. — Я слежу не с самого начала, но моя рекомендация: убей-ка ты эту бабу в погонах. И продолжай заниматься по утверждённому плану. Людей я тебе высылаю.

— Дайте мне три минуты, Комиссар, — проговорил Клубин. Взгляд Малоросликова между тем сделался осмысленным. Он прислушался.

— Ты мямлишь, — сказал Эйч-Мент. — Не ожидал от тебя. — Он помолчал. — А почему, собственно, я не ожидал? Дьявол меня разберёт.

— Я вас ещё не подводил, шеф.

— И не сможешь, сонни. Я блокирую Штаб.

— Дайте мне три минуты. Благодарность — помните?

Эйч-Мент помолчал.

— Хорошо. Логично. Но тебя спас генерал. Не вмешался в наш разговор. И он давно не спал. Попробуй спасти его. Санкцию на информацию в пределах разумного я тебе… дарю. Чёрт бы тебя взял с твоей психологией. Работай.

Эйч-Мент был государством, но в его государстве не было бюрократов. Бюрократов Зона не выпускает из себя живыми.

— Пять минут, — заключил он. — Блокирование штаба на паузе. Удачи вам обоим. Овер.

— Сегодня утром я пинками выбивал из вас истерику, генерал-лейтенант, — сказал Клубин Малоросликову. — Сейчас вам придётся пинать самого себя. Видите: мне некогда.

— Я вас слушаю, — произнес Малоросликов медленно.

— Точное количество «двухсотых» с начала Восстания доложить.

— Триста семь человек моих.

— Я предлагаю вам сотрудничать с нами, генерал-лейтенант. Отныне — и до бесконечности. Ваш первоначальный гонорар — ваши триста семь погибших. Мы вам их возвращаем. Не зомби, не «триллеры». Не мороки. Живые люди. Целые и невредимые. Оригиналы. Психически здоровые. Это то, что вы получаете единовременно. Бонус за согласие. И в дальнейшем гарантирую — ни одного погибшего. Никаких болезней. Ни прошлых, ни текущих, ни будущих. У вас и у тех, за кого вы лично поручитесь. Семьи — в доле.

Задница моргнул. Его родная младшая сестра была больна ДЦП.

— Паралич излечим, — сказал Клубин. Возможно, сказал лишнее. Но — само выскочило. Невозможно было этого не сказать.

— Полесье? — спросил Задница на вдохе.

— Так было до Восстания. Но Зону выключили. Но есть шанс включить её обратно. Вариант — включить частями. Условия отличные, подвоха нет. Смена собственника у охраняемого объекта. Никакого предательства. Никакой измены. Сибирь ваша остаётся Сибирью, получает лобби в вашем лице. Всё. Две минуты, Артём Аркадьевич.

Задница сопнул.

— Не надо, инспектор про ваши две минуты. Дорогое удовольствие — со мной биться. Вы же в курсе. И уважаемый Девермейер тоже в курсе.

— Вы не поняли, Малоросликов. Хорош уже хорохориться. У нас не будет потерь, никаких. Ваши — умрут все. Зона должна быть включена. Минута сорок. Торг небывалый, я понимаю, но добавить ни секунды не смогу. Не мои секунды.

— Ну вас-то я размозжу, если что. Будьте спокойны, — сказал Задница без особого энтузиазма.

— Да нет же, трах-тарарах!.. Артём Аркадьевич, полтора года назад у меня сгорела дочь. В пепел. В пепел. А завтра я её поведу покупать новое платье. Или новый самолёт. Её, понимаете? Не её копию, а её саму, настоящую. — Клубин потёр лоб, сбил очки, не глядя, поймал их, водрузил на законное место. «Теперь обратим любой ужас, — подумал он в тысячный раз. — И я уничтожу любого, кто встанет против этой обратимости ужаса». — А может быть, Артём Аркадьевич, вы хотели бы выпить с вашим старым приятелем Вобенакой? — спросил он. — Да хоть нынче вечером. Если вы наш — нет проблем. Он скучает, кстати. Не было, говорит, у меня больше такого собутыльника, как Задница. Минута.