— Здравия желаю, товарищ Клубин, проходите, приглашаю присаживаться, вот стул. Чайку живого приказать? Я-то сам к таблеткам привык.

Вошедший остановился на середине кабинета. Не обращая на хозяина внимания, неторопливо снял очки, огляделся, пряча очки в нагрудный карман комбинезона и делая губами «пу-пу-пу», была у него такая манера. Кабинет представлял собой наспех убранное нерадивым уборщиком поле жестокого боя. Кровь с паркета отскребали едва ли не лопатой. Соскребали давно. А потом паркет не мыли и даже не подметали. Знаменитую, в полтора человеческих роста витрину из бронестекла, разбитую изнутри, жалко декорировал кусок маскировочной сети.

— Ну дак приказать чайку? — повторил хозяин кабинета, потирая ладонь-лопату о лопату-ладонь, — гостю аж скрежет помстился. — И поговорим о делах наших…

Так. Строевую тяжеловатую жовиальность хозяина пресечь следовало с ходу.

— Генерал-лейтенант, уясните сразу, — произнёс гость подчёркнуто равнодушно, глядя исключительно мимо или сквозь хозяина. — Я вам не товарищ. И разговаривать с вами я не собираюсь. А тем более сообща скорбеть. У меня к вам только требования и приказы. Смирно!

Сначала у хозяина вытянулось лицо, а потом и сам он — вытянулся. Было заметно, что «смирно» его не ставили давно, но коли уж он встал, так уж выглядеть это будет хорошо. С понтом.

— Первое. Немедленно всё, что есть лично у вас по делу Бредня, передаёте мне. Все материалы. В оригиналах. Акт составим, разумеется, это официальное изъятие. Пока я буду изучать материалы, вы организуете мне встречу с Пушкарёвым и Уткиным — обеспечив условия, генерал-лейтенант! Вплоть до поставок мороженого или баб по первому требованию! Что им там в их состоянии интересней. Ясно?

— Так точно…

— Рад слышать. А затем, Малоросликов, вы полиняете так, чтобы я вас на фоне этих ваших крашеных стен даже не замечал. У вас и без меня дел навалом. Вопросы?

Хозяин вопрос имел. Не вопрос, так, замечание.

— Что вы себе позволяете… — тускло сказал он.

— Что-что-что? — переспросил гость.

— Господин Клубин, со всем уважением к вашим полномочиям…

— Малоросликов. Вот вы тянете время, болтаете языком. Вы что-то хотите скрыть от меня? А почему вы прячете глаза, Малоросликов? Намерены мне тут клована валять? Нет уж, это я вас валять буду. Может быть, с вами вышли на контакт Хозяева? А может быть, профсоюз? Мародёры? Русские? А не ваша ли машина на стоянке, такая чёрненькая трёхтонка?

Генерал-лейтенант Малоросликов, начальник Особого военного округа под патронажем ООН «Чернобыль», побледнел так, что это, в сочетании с красными от многодневного недосыпания глазами, превратило его лицо в лик святого после полной тысячелетней смены в чистилище. Впрочем, слова «господина» Клубина против воли Малоросликова взбодрили, в частности, он вдруг остро ощутил свою небритость. И тут же решил про себя: сделает замечание — убью варяга брюссельского. Словом, старому боевому коню лишний шенкель никогда не помешает борозду не портить.

В отличие от шекеля, кстати.

Вслух генерал-лейтенант Малоросликов по кличке Задница сказал:

— Господин главный инспектор, я полностью в вашем распоряжении! В вашем! — Генерал-лейтенант уже и не знал, как выделить слово «вашем». Получилось почти истово. Сообразив это, Малоросликов побагровел до лилового. Взбодрился, ничего не скажешь. Мать-перемать, Красная армия, с устава не устанешь…

Клубин наконец посмотрел прямо на него, сделал губами «па-па-па» и тоном ниже произнёс:

— Ладно, генерал-лейтенант. Вольно. Садитесь. То есть присаживайтесь… пока. Текущую обстановку мне доложите. Кратко. Вы курильщик. Можете курить.

Они сели напротив друг друга за стол «для подчинённых». Стол был новенький, с налипшими на боках кусками упаковочной плёнки. Он был приставлен к рабочему столу генерал-лейтенанта криво, будто нарочно. Малоросликову — официальному куму Зоны, но много лет бывшему таковым лишь формально, — закурить было нужно. Бормотнув извинение, он дотянулся до своего стола, заваленного распечатками и электронными папками, с трудом подцепил за дужку пепельницу-лукошко и осторожно поставил её перед собой. Палец его в дужку еле-еле проходил. Было похоже, как человек перстень надел. А потом с трудом его снял. Клубин тряхнул головой. Он тоже не спал третьи сутки напролёт.

— Какая у вас зажигалка… золотистая, — сказал он. Не удержался. Уже лишку дал.

— Так это… сослуживцы на юбилей… — Генерал-лейтенант повернул платиновый «фейер» дарственной надписью к изуверу. Предъявил индульгенцию.

— На сорокасемисполовинойлетие?

— Че… Чего? Виноват?

— Обстановку текущую — доложить, трах-тарарах! — сказал Клубин, злясь уже на себя. На Малоросликова-то он не злился. Малоросликов был молодчина.

— Слушаюсь! Обстановка такова. Со времени вчерашнего доклада изменений не наступило, господин главный инспектор! Изменений не зафиксировано, радиационный фон по-прежнему нулевой, аномалии не детекти… не наблюдаются. Если не считать зимы летом. Оборудование периметра закончено на шестьдесят семь процентов. Не покладая рук, господин главный инспектор. Буду ходатайствовать о поощрении моих инженеров…

— Ходатайствуйте.

— Благодарю. Инцинденты по попыткам прорывов в Зону мародёрья и прочей… незаконных лиц — пресекаются жёстко. Удачных попыток не зафиксировано. Есть задержанные, есть арестованные. Есть уничтоженные, дела по фактам заводятся неукоснительно, слежу лично. У меня потерь с июля так и нет. — Малоросликов совершенно автоматически сплюнул через левый погон. — Несём службу по уставу и по здравому смыслу. Инциндентов в рядах, типа психозов и неуставных личных, нет. Данные аэросъёмки с периметра подтверждают эффективность избранной пограничной тактики… имеем полное отсутствие перемещений по Зоне… Никого в Зоне нет, господин главный инспектор! Саркофаг стоит, как ничего никогда не взрывалось, район второго Выброса — нуль по гитикам, то есть… по аномалиям, то есть район нынешней Вспышки — по нулям всё. Нет больше нашей Зоны. Как есть, нет. Ни одного инциндента за, считай, почти три недели. Как Уткин и Пушкарёв из Зоны выползли. Как в сказке, то есть.

— Вас на сказки потянуло, мне не показалось?

Генерал-лейтенант курил редкие во второй четверти двадцать первого века сигареты «Прима». Услышав вопрос, он помолчал, затянулся так, что спалил сигарету до ногтей, и, проглотив дым, заговорил политически:

— Со всем уважением. Разрешите сказать. Прошу выслушать. Благодарю. Я на Зоне сижу девятнадцать лет, господин главный инспектор. С восемнадцатого года, с января. Со старших лейтенантов начинал. Мне генерал армии Пинчук лично дела в тридцатом передавал. Из рук в руки. И сколько мы тут сидели на заду без дела? По рукам связанные всякими секретными соглашениями, протоколами? Не стрелять, брать живьём, пресекать без применения?.. ООН! Европа! Двадцать первый век! Уже и чуть ли не в аренду Зону решили отдать мировому сообществу… как царица СССР Аляску — американцам. Со всем уважением, господин главный инспектор!

Клубин и не собирался перебивать. Малоросликов был прав. То же самое Клубин годами втолковывал Комиссару. После рабочего дня — даже с применением мата.