чернобыльский кризис посильней получается, чем мексиканский. Очень, очень много материалов вынесли из Зоны за столько-то лет. Представляете, что было?

Малоросликов покосился на свою витрину и так глубоко вздохнул, что Клубин невольно прикинул, на сколько им двоим теперь может хватить кислорода в кабинете.

— Но это не наша забота. Не ваша, если ещё точней, — продолжил Клубин. — Далее, обращаю ваше внимание. Я сказал, что политика кончилась. Это не совсем так. Контрразведчики и внутренняя служба безопасности Института прогнозируют в ближайшее время начало активных действий со стороны выживших Хозяев и аффилированных с ними лиц, то есть профсоюза. Хозяевам надо домой, остальные сходят с ума, лишившись доли в Карьере… В Киеве, в Москве их депутатики и сенаторишки, не считая президентов, в очереди стоят к… трибунам. Благо Брюссель хоть мы прикрываем, но и там неспокойно, свара всё-таки будет… Мы с вами, генерал-лейтенант, сейчас — пока — массовые убийцы, оборотни в погонах… дурацкое выражение, откуда они его выкопали?.. В связи с этим, первое…

Малоросликов подобрался.

— Сталкерскую резервацию полностью изолировать. Госпиталь — изолировать. Поговорите сами с Болотным Доктором, чтобы подумал головой. Напомните, что он к нам прибежал, а не мы к нему. Он гений, должен сообразить.

— Есть.

— Второе и главное: семьи высших чинов Управления, Штаба и учёного совета Экспедиции поставить на казарменное положение немедленно. — Задница сначала воззрился на него, потом как-то непонятно моргнул. Клубин запомнил это. — Под охрану круглосуточную. Не хватает нам ещё киднеппинга. И сами осторожней, вы тут самый главный военный преступник… и самый осведомлённый на Земле человек, между прочим. Нам с вами надо спасать мир, но мир будет нам сильно мешать. Я постараюсь вас оградить, но… Газеты-то действительно не смотрите совсем?

— Да когда?! Ё… Есть! Разрешите выполнять? Господин главный инспектор, мне бы лично… такое дело раз…

— Не просто разрешаю — приказываю лично возглавить. — «Что ты тут интонируешь, генерал, интересно?» — Поставьте мне только сейчас оригинал записи номер один по делу Бредня да распорядитесь насчёт Пушкарёва с Уткиным. Как их состояние?

— Уже можно сказать: стабильное, средней тяжести. Пневмонию задавили. Кислород им нужен постоянно. Нет, отставить, виноват. Нельзя сказать: стабильное. Всё-таки с их уродством… В любой момент может что угодно. Следим. Тут вопрос в том, что куда-то им надо уходить, завтра, не позже. Два дня как они в сознании, и куда-то им уже надо. Очень настаивают на разговоре с главным по Зоне. Говорят, информация масштабная. Собираются ей заплатить за освобождение.

— То есть могли бы сказать проще, Артём Аркадьевич: состояние Пушкарёва и Уткина без изменений со времени последнего отчёта. Отлично. Представитель главного по Зоне прибыл. Это я. Я сам хочу услышать их, своими ушами… Посмотрю сейчас досье Бредня и отправлюсь на переговоры… А вообще, Артём Аркадьевич, дайте-ка вы мне ключи от сейфа, я сам разберусь.

— Есть! Вот ключи… — Генерал-лейтенант отстегнул липучку на нагрудном кармане спецкостюма, достал карточку… запнулся. — Разрешите помочь?

— Я сам, сам, — сказал Клубин успокаивающе. — Заодно и вы лишний раз убедитесь, что я — тот, за кого себя выдаю. Да и я тоже… убежусь. Рискну для тренировки. А вы — действуйте, отправляйтесь. — Главный инспектор поднялся, генерал-лейтенант синхронно с ним. — Что, что-то ещё?

Малоросликов помялся.

— Можно личный вопрос? Прямо гложет меня. Всё это время. Уткин-то с Пушкарёвым ни слова мне не сказали. Господин главный инспектор… так что, инопланетяне всё-таки? Или нет?

— Нет, генерал-лейтенант, не можно личный вопрос. Можно Машку за ляжку, а сталкера за рога — и об забор. Идите работайте. Отставить! Чуть не забыл. Господин генерал-лейтенант, смирно. Вы представлены к «Миротворцу» второй степени и «Спасателю» первой, поздравляю вас. — Клубин протянул руку над столом, Малоросликов пожал её, не выразив особых эмоций. Его щёлкнули по носу за дурацкий вопрос, сам напросился, но — проехали. Теперь в мыслях он уже бежал защищать жён и детей. А награды… В шкафу они лежат. На нижней полке. А вот дочек не видел… Да две недели уже.

— Служу человечеству. Разрешите идти?

— А чайку мне пусть доставят. Знаете что? Пусть принесут чайник, заварку и всё остальное сюда… Идите. И вот что, генерал…

— Слушаю!

— Я заметил и оценил: про Полесскую Дугу вы не спросили.

— Никак нет, не спросил, — сказал Малоросликов.

— Благодарю за службу, генерал-лейтенант, от своего имени и от имени Комиссара Девермейера. Не беспокойтесь по поводу Полесья. Никакой подлянки нет. Вы над периметром хозяин, только вы. Полесье вам будет передано примерно через неделю. Вместе с полной информацией. Мы именно над этим работаем, чтобы информация была полной. Идите.

Малоросликов отдал салют и быстро вышел. Он двигался совершенно по-сталкерски… вроде бы Задница это слово признаёт, как и все у нас в «капусте»… Дверь шлюза с утробным звуком — как будто в животе у слона булькнуло — встала на место. На главного инспектора специальной комиссии Евросоюза (Брюссель) по делам Зоны «Чернобыль» и представителя Чрезвычайного комитета по ликвидации последствий инцидента «Восстание-37» Андрея Олеговича Клубина по прозвищу (строго секретному) Сталкиллер навалилась тишина — тишина спецпомещения высшей защиты.

Защиты, прорванной лишь однажды — изнутри.

Клубин огляделся снова, внимательней.

Армированная кларк-нейлоном керамика переборок, звукоизоляция, автономная энергетика, установка «магнит»… В здание Штаба врезали целиком штабной модуль НАТО, спасающий и людей, и электронику в эпицентре взрыва устройства типа «керранг». Система жизнеобеспечения и защиты работала абсолютно бесшумно, и в тишине, почти лабораторной, особенно отчётливо и остро представлялось, что чувствовал Малоросликов, оказавшийся здесь в ночь Восстания. (У него с женой не ладилось, да и Зона ходуном ходила, и генерал-лейтенант через день ночевал в штабе. Ну и угадал.) Восстание произошло в двадцать три часа второго июня сего, тридцать седьмого, года. Малоросликов проводил инструктаж ночной смены дежурных по Штабу. Вот тут, здесь, в этих стенах. Здесь с ним было ещё семь человек. Выжил только Малоросликов. Прямо-таки битва с Игли у Поющих Вод… герой милорд Флэш Задница…

Единственный в мире человек, голыми руками заваливший голегрома. Нет, не в мире. Во Вселенной, безусловно. Голегрома — и вдобавок бессмертного. Восставшего.

Клубин встал, подошёл к разбитой витрине, приподнял сеть и потрогал тупые изломы бронестекла. Спецстекло, СС-1001. Держит очередь из «калашникова»-ТМА с десяти метров. А если б витрина оказалась обычной? Это же случайность, что солдаты Малоросликову притащили именно такой шкаф под чучело… Сколько стекло держало гада — минуту? Две? Сняло эффект неожиданности… Чушь, какое там — сняло?!. Но выжил Малоросликов, и ведь исключительно его заслуга, что мы так быстро организовались и дали отпор… Клубин даже поёжился, представив, что в ночь Восстания сибирская ВОХР осталась бы без командира. Без такого командира. Да, упусти мы полсуток, всего полсуток… А я его мордой об стол.

Но без этого «мордой об стол» было нельзя. Нет Малоросликову замены, и не будет. «Не-ет, — подумал Клубин, — надо его привлекать, и я его привлеку, и хрен вам, шеф, дам я Задницу слить, пронести мимо носа… Решено. А пока держать его в рабочем состоянии. Хоть вприсядку, хоть на цирлах. Интересно, что-то он, когда я заговорил про семьи, стушевался. Это неприятно. Ладно, пометим и оставим пока».

В дверь позвонили. Клубин вернулся к столу, глянул на монитор и впустил адъютанта с чайными принадлежностями. Пока адъютант, спокойный толстый ротмистр по фамилии фон Тизенгаузен (с тремя неуставными бронзовыми стрелами через левый эполет — повидал человек Зону, военспец, ходила экстра- класса), включал чайник в розетку и вскрывал пакеты, Клубин смотрел в окно-экран на пустой плац. А на Зону — не смотрел, хотя кабинет располагался на третьем, верхнем этаже штаба, а забор был не выше второго. Боялся Клубин смотреть на Зону. На Зону, в которой сейчас не было ни единой аномалии, ни единого гада, ни единого живого человека. Хоть начинай программу по восстановлению Припяти и