Заклинаю небом, адом, часом Страшного Суда, —Что ты видишь в днях грядущих: встречусь с ней яв райских кущахВ миг, когда среди живущих кончится моя страда?Встречусь ли, когда земная кончится моя страда?»Ворон каркнул: «Никогда!»Встал я: «Демон ты иль птица, но пора нам распроститься.Тварь бесстыдная и злая, состраданью ты чужда.Я тебя, пророка злого, своего лишаю крова,Пусть один я буду снова, — прочь, исчезни без следа!Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа!»Ворон каркнул: «Никогда!»И, венчая шкаф мой книжный, неподвижный, неподвижный,С изваяния Минервы не слетая никуда,Восседает Ворон черный, несменяемый дозорный,Давит взор его упорный, давит, будто глыба льда.И мой дух оцепенелый из-под мертвой глыбы льдаНе восстанет никогда.
Это было мрачной ночью; сны являлись мне воочью,В смутном книжном многострочье мысль блуждала тяжело.Над томами я склонился, в них постигнуть суть пытался,Вдруг как будто постучался кто-то в темное стекло…«Это путник, — прошептал я, — мне в оконное стеклоПостучал — и все прошло».Помню этот час, как ныне: мир дрожал в декабрьской стыни,Умирал огонь в камине… О, скорей бы рассвело!Поверял я книгам горе по утерянной Леноре —Это имя в райском хоре жизнь вторую обрело,Осчастливленное небо это имя обрело,А от нас оно ушло.И под шорохи гардины в сердце множились картины,Где сплеталось воедино грез несметное число.Чтоб избавиться от дрожи, я твердил одно и то же:«Что же страшного? Прохожий постучал слегка в стекло,Гость какой-нибудь захожий постучал, придя, в стекло,Постучал — и все прошло».Так прогнав свою тревогу, я сказал: «Вздремнул немного,Извините, ради Бога, наваждение нашло.Вы так тихо постучали, что подумал я вначале —Не снега ли, не ветра ли застучали о стекло?Я подумал: звук случайный, вроде ветра о стекло,Отшумел — и все прошло».Дверь открыл и на ступени вышел я — лишь тьма и тени.В сердце скопище видений умножалось и росло,И, хоть все кругом молчало, дважды имя прозвучало —Это я спросил: «Ленора?» (так вздыхают тяжело),И назад печальным эхом, вдруг вздохнувшим тяжело,Имя вновь ко мне пришло.И прикрыл я дверь несмело. Как в огне, душа горела.Вдруг от стука загудело вновь оконное стекло.Значит, это не случайно! Кто там: друг иль недруг тайный?Жить под гнетом этой тайны сердце больше не могло,«Время, — молвил я, — пришло».И тогда окно открыл я, и в окне, расправив крылья,Показался черный Ворон — что вас, сударь, привело? —И на статую Паллады взмыл он, точно так и надо,Черный, сел, вонзая когти в мрамор, в белое чело;И пока взлетал он с пола изваянью на чело,И минуты не прошло.Кто бы мог не удивиться? Был он важен, как патриций.Все меня в спесивой птице в изумленье привело.Я спросил, забыв печали: «Как тебя в Аиде звали,В царстве ночи, где оставил ты гнездо — или дупло?Как тебя в Аиде кличут, чтоб оставил ты дупло?»Ворон каркнул: «Все прошло!»Странно! Гость мой кривоносый словно понял смысл вопроса.Вот ведь как: сперва без спроса залетел ко мне в тепло,А теперь дает ответы (пусть случайно, суть не это),В перья черные одетый, сев богине на чело;Кто видал, чтоб сел богине на высокое чело
