Каркнул ворон: «Не вернуть!»И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все сидит он,Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив мнев грудь,Свет от лампы вниз струится, тень от Ворона ложится,И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть…Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,Не вернуть, о, не вернуть!
Как-то полночью глубокой размышлял я одинокоНад старинным фолиантом — над преданьем давних лет,И охваченный дремотой, стук услышал, но отчетаДать не мог: стучится кто-то, увидав в окошке свет.«Гость, — промолвил я, — стучится в дверь мою, завидевсвет, —Ничего другого нет!»Вспоминаю все я снова. Это был декабрь суровыйИ поленьев блеск багровый тускло падал на паркет.Тщетно ждал зари рожденья, в книгах не найдя забвенья.Я хотел забыть Линору — ранней молодости свет!Ангелы зовут Линорой — деву, свет ушедших лет.В мире имени ей нет!Шорох шелковый, не резкий, алой, легкой занавескиНаполнял безмерно страхом, погружая в смутный бред!Сердце бедное смиряя, все стоял я, повторяя:«То, наверно, гость, блуждая, ищет дверь? Кто даст ответ?Гость, доселе незнакомый, в дверь стучится? Где ответ?Только он, другого нет!»И душа окрепла сразу. Не колеблясь уж ни разу,«Сэр, — я молвил, — или леди, извинения мне нет!Засыпал я, вы не знали, слишком слабо вы вначале,Слабо в дверь мою стучали. Но, заслышав вас, в ответДвери распахнул широко, распахнул я их в ответ:Только тьма, иного нет!»Окруженный мглою ночи, напрягал я тщетно очи,Грезил. Грез таких доныне никогда не видел свет.Недоступен мрак был взору. Из безмолвного простораСлово лишь одно «Линора» долетело как привет.Я ли прошептал: «Линора»? Эхо ль донесло ответ?Ничего другого нет!В комнату с душой горящей я вернулся, и стучащийЗвук раздался: был сильней он, громче, и в ответЯ промолвил: «Окон раму ветер трогает упрямо,Посмотрю я и увижу, разгадаю я секрет.Успокоюсь я немного и узнаю, в чем секрет?Ветер это или нет?»Ставню я раскрыл с усильем и, подняв высоко крылья,В комнату вошел степенно Ворон, живший сотню лет.Мне не оказав почтенья, он прошел без промедленья,И на бюст Паллады сел он, тенью смутною одет,Сел на бюст над самой дверью, сумраком полуодет,Вверх взлетел, другого нет.Важен был, собой доволен. Улыбнуться поневолеОн заставил, хоть грустил я, утомлен чредою бед.И ему сказал нестрого: «Ворон, севший у порога,Ты оставил царство Ночи, прилетев сюда на свет.Как ты звался у Плутона, прежде чем увидел свет?»Каркнул он: «Возврата нет!»Удивился я ответу, что я мог сказать на это?Понимал я: в слове странном никакого смысла нет.Человеку не случалось, до сих пор не доводилосьВидеть птицу, чтоб садилась в комнате, как вестник бед,Птицу-зверя, здесь на бюсте и в жилище тенью бед,С именем «Возврата нет!»Одинок, печален был он, лишь одно произносил он!Душу вкладывал всецело в каждый странный свой ответ.Слова он не знал другого. Крылья он сложил сурово.Я шепнул: «Друзья, надежды — все ушли, пропал и след,Ну а ты сюда вернешься, лишь ко мне придет рассвет?»Каркнул он: «Возврата нет!»
