— Отымел ее в рот.
— И?
— Отымел ее в зад.
— И что случилось потом?
— Она все никак не могла заткнуться.
— Что она говорила?
— Говорила, что заявит в полицию.
— И что вы сделали тогда?
Ноубл передал Олдману еще одну фотографию.
— Я задушил ее.
— Потом что ты сделал?
— Я отрезал ей волосы.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман оторвал взгляд от последней фотографии и спросил:
— Зачем же вы это сделали?
— Она смотрела на меня.
— Точно так же, как та, другая? — спросил старший полицейский инспектор Ноубл, открывая вторую картонную папку и передавая Олдману еще несколько фотографий.
— Точно так же, как та, другая, — ответил я.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман бегло просмотрел фотографии и вернул их Ноублу.
Олдман откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и кивнул пегому.
Пегий опустил глаза в блокнот и начал читать:
— Она мне нравилась, но она мне не давала. Я все равно ее взял. Я отымел ее в …зду, в рот и в зад. Потом она все никак не могла заткнуться. Говорила, что заявит в полицию, поэтому я ее задушил. Потом я отрезал ей волосы, потому что она все время смотрела на меня. Точно так же, как и другая.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман встал и сказал:
— Эдвард Лесли Данфорд, во-первых, вам предъявляется обвинение в том, что приблизительно во вторник, 17 декабря 1974 года вы изнасиловали и затем убили миссис Мэнди Денизили, проживавшую по адресу: Уэйкфилд, Бленхайм-роуд, дом номер 28, квартира 5. Во-вторых, вы обвиняетесь в том, что приблизительно в субботу, 21 декабря 1974 года вы изнасиловали и затем убили миссис Полу Гарланд, проживавшую по адресу: Кастлфорд, Брант-стрит, дом номер 11.
Тишина.
Старший полицейский инспектор Ноубл и пегий встали.
Трое мужчин покинули комнату, и я, кажется, заплакал.
Некоторое время спустя полицейский открыл дверь и повел меня по желтому коридору.
Дверь в одну из комнат была открыта, и я увидел шотландку Клер из соседнего дома.
Она посмотрела на меня, открыв рот.
Полицейский повел меня по другому желтому коридору и привел в каменную камеру.
Там над дверью висела петля.
— Входи.
Я сделал, как мне велели.
На полу камеры стояли бумажный стаканчик с чаем и бумажная тарелка с четвертиной мясного пирога.
Он закрыл дверь.
Все почернело.
Я сел на пол, перевернув чай.
Я нащупал пирог и стал жевать его.
Я закрыл глаза.
Некоторое время спустя два полицейских открыли дверь и швырнули в камеру сверток с одеждой и пару ботинок.
— Одевайся.
Я сделал как мне велели.
Это были мои собственные вещи, они воняли мочой и были покрыты грязью.
— Руки за спину.
Я сделал как мне велели.
Один из полицейских вошел в камеру и надел на меня наручники.
— Сделай ему темную.
Полицейский набросил мне на голову одеяло.
— Вперед.
Полицейский толкнул меня в спину.
Я пошел.
Внезапно меня схватили под обе руки и повели. Через одеяло я видел один только желтый свет.
— Пусти-ка меня, а то я до него еще ни разу не дотронулся.
— Выведи его отсюда.
Потом я ударился головой о дверь и оказался на улице.
Я упал.
Они подняли меня.
Мне показалось, что я в фургоне.
Я услышал, как захлопнулись двери и заработал двигатель.
Все еще накрытый одеялом, я сидел в кузове фургона вместе с двумя или тремя мужчинами.
— Ублюдок сраный.
— Ты там смотри не засни.
Меня ударили по голове.
— Не волнуйся, я уж постараюсь, чтобы он не заснул.
— Ублюдок сраный.
Еще один удар.
— Держи голову прямо, мать твою.
— Ублюдок сраный.
Я почувствовал запах сигарет.
— Сам же раскололся, прямо не верится.
— Я знаю. Ублюдок сраный.
Меня пнули по голени.
— Оттянуть бы ему яйца, на хер.
— Насильник …баный, мать его.
Я замер.
— Давай сделаем ему, как тому, другому.
— Ага, пара вонючих ублюдков, смотри-ка ты. Мой затылок ударился о стенку фургона.
— Ублюдок сраный!
— Может, здесь?
Я услышал стук внутри фургона.
— Сними одеяло с этого чертова ублюдка.
— Здесь?
Мне показалось, что в фургоне вдруг стало холоднее.
Они сняли с меня одеяло.
Я был наедине с усатым, седым и брюнетом. Задняя дверь фургона была открыта.
На улице, похоже, был рассвет.
— Сними с этого вонючего ублюдка наручники.
