я не думаю, что они настолько глупы, чтобы попытаться сделать с тобой что-нибудь плохое, и все же что-нибудь могло случиться либо с тобой, либо, более вероятно, с ними.

– С ними?

– Именно, сестренка. Я видел тебя, самовлюбленную истеричку. Я видел, как ты целовалась с главным парнем и тискала его задницу.

– Я танцевала!

– Значит, предположим, ты попала бы в ту комнат}7, и вдруг один из них попытался бы слишком нагло подлезть к тебе, а ты бы испугалась и заорала: «Насилуют!» Или другой вариант: ты бы им дала, но завтра утром, когда протрезвела бы, начала бы думать о том, что произошло, и твой богатенький папаша узнал бы, что его маленький миленький невинный цветочек окучила банда мерзких черномазых!

– Я могу присмотреть за своей…

– Посмотри на себя, дамочка! Ты абсолютно обдолбанная! Ты полностью в дерьме-е! С тобой там могло случиться всё, что угодно, и кто бы когда-нибудь узнал правду? Может быть, они бы тебя трахнули всем миром. Может быть, ты бы им это позволила. В любом случае утром никто не был бы от этого счастлив. Ты думаешь, нам это надо? Ты думаешь, что у этих идиотов, которые уже на самом дне, не хватает проблем в жизни помимо туристов из Хоум-Каунтиз, которые трясут своими титьками у них перед мордами и, возможно, захотят разворотить все наше сообщество к чертям собачьим? Ты важная дамочка, знаменитость. Если ты попадешь в беду, люди об этом узнают, и копы ни за что не отвяжутся, пока не пересажают черных парней, а это, мать твою, развяжет межрасовую войну! Нам этого дерьма не надо, дамочка! Так что покупай себе наркотики и вали отрываться куда-нибудь еще!

– Я никогда не забуду выражение презрения на лице того человека, когда он втолкнул меня в такси. Именно тогда я решила сюда прийти. Я доехала до дома на такси, взяла немного наличных и более удобоваримые штанцы и пошла прямо сюда за помощью. Мне осточертело быть дурой, и, как я сказала, я благодарна Томми за то, что он помог мне это понять. И еще больше я благодарна Генри, хоть он меня так сильно ненавидел. Благодарю Бога, что его презрение было самым плохим, что случилось в тот вечер.

Но это было не самым плохим, что случилось в тот вечер.

За два часа до того, как Эмили наконец-то села в такси и направилась на север от реки, был подстрелен Тревор, растаман, который вытащил ее из канавы и привел в свой дом. Сейчас он лежал в больнице, серьезно раненный, но всё же побеспокоившийся сделать заявление.

– Послушайте, если я и растаман, это не значит, что я драгдилер. Я работаю в магазине, что торгует велосипедами. Я не знаю, что произошло, ясно? Мы отдыхали в моем доме, вот и всё. Музыку слушали, травку курили, все как всегда. Моя старуха вернулась домой с работы, вот и всё, она почти что одна из ваших, она же дорожный инспектор, и у нее на плече имя написано. Она готовит превосходную баранину мне на ужин, и всё идет путем. У меня и до этого были друзья… Нет, я всех их знал, кроме одной ненормальной белой девки. Ее, кажется, Эмили звали, но не важно, дело не в ней, ребята, потому что она отправилась себе дальше отрываться, и в доме был только я и моя старуха. Поэтому, как я и сказал, всё было тихо-мирно, когда вдруг заявился этот белый придурок прямо с улицы. У нас дверь почти всегда открыта, потому что приходят ребята, а я не хочу вставать каждый раз на звонок, когда сижу себе удобно. В общем, этот придурок входит, и я точно понимаю, что он обдолбался по самое не хочу, блин. Ну и видок у него был, бешеный передоз, у него везде были следы, мать его: на руках, на шее, хер его знает где еще, и он таращился, как бешеная собака. Поэтому я сразу сообразил, что ему нужно ширнуться, а он видит, что чернокожий сидит и курит у себя дома, и, может, он подумал, что я дракона гоняю, или что там еще. Поэтому я начал ему объяснять, что героина у меня нет, я больше не торгую, и в дом никого, кроме друзей, не пускаю, и что он может валить отсюда по первому желанию, а именно прямо сейчас, и тут он как заорет: «Я забираю твою сучку! Ублюдок! Она будет работать на меня!» У него был французский акцент, или типа того, не знаю, но точно европейский, и я ему говорю, что ни хрена не врубаюсь, о чем он говорит, и потом этот сукин сын достает пушку и стреляет в меня! Ё-моё! Я поверить не мог! Я никогда даже не видел пистолета, а этот урод стреляет в меня, но он в говнище, поэтому попадает мне в ногу, как вы видите, и потом – БАМ! – получает огромным горшком с тушеной бараниной, потому что моя старуха не сидит сложа руки, вы понимаете, о чем я? И еще с ней не побалуешь. В общем, он падает, и именно тогда мы вызвали вас, ребята. Я не знаю, почему он в меня стрелял, но намотайте себе на ус, парни, он точно думал, что у меня есть нужная ему женщина. А больше я ничего не знаю.

К северу от реки, в полицейском управлении Далстона, проходил другого рода допрос. Коммандер Леман наблюдал за процессом через стекло. Женщина и девочка-подросток сидели друг напротив друга за столом. Девочка была очень расстроена. Ее макияж растекся от слез, руки дрожали. Женщина, детектив, специализирующийся на преступлениях на сексуальной почве, взяла девочку за руку.

– Я вернулась из туалета, допила свой напиток, и потом к нашему столику подошел мужчина и сказал, что он управляющий.

– Ты можешь его описать?

– Нет, мы же были в клубе. Было темно и шумно. Это был просто мужчина, вот и всё. Он сказал, что меня зовут к телефону. Он знал, как меня зовут.

Коммандер Леман знал эту девочку. Это была подруга Анны, его дочери, которой он всего несколько часов назад отдал сувениры от Томми Хансена. Дежурный сержант в управлении знала, что девушка была другом семьи Леман, поэтому сообщила коммандеру о случившемся. Имя расстроенной девушки было Джоанна, но Леман знал ее как Джо-Джо. Он наблюдал за ней через стекло. Она пыталась сформулировать свою мысль, но ей было трудно говорить.

В прошлые выходные эта самая девушка была с Анной в игровой комнате дома Леманов, где они, наверное, в сотый раз смотрели «Бриолин».

– Я помню, как прошла через клуб, мигали лампочки, всё такое… а потом ничего.

Джо-Джо нашли без сознания на крыльце около четырех утра. Полиция искала ее с десяти тридцати, с того самого момента, как ее друзья подняли тревогу. Коммандер Леман знал, что Джо-Джо иногда ходила во взрослые заведения с девочками постарше. Это была часть ее жизни, в которой Анне категорически запрещалось принимать участие. Когда ее нашли, Джо-Джо не могла проснуться, ее речь была путаной. Обнаружившие ее офицеры сообщили, что одежда девушки была в сильном беспорядке.