знакомство.
– Значит, они не стоят нашего внимания, – отмахнулась Эмили. – Я и сама не стала бы танцевать с таким неприятным субъектом, как брат твоей любимицы мисс Найт!
– Напрасно ты так говоришь, – тут же загорячилась Хелен. – Эйрел очень любезный юноша, ему просто надоедает, когда наши ученицы не сводят с него восторженных взглядов, и он напускает на себя неприступный вид.
– Что-то я не замечала, что все наши девочки влюблены в него, – по части отношения к обоим Найтам Эмили явно расходилась во мнениях с подругой. – Девушки считают, что это мисс Найт порвала рукоделие Морин Паркер из-за того, что та дурно отозвалась о ее брате. Мистер Найт, кажется, собирался назначить Морин тайное свидание, а благоразумная девушка отказалась иметь с ним дело!
Хелен покраснела, и Эмили тотчас пожалела о своих словах. Кажется, мистер Найт в самом деле нравился Хелен.
– Мисс Найт слишком горда, чтобы опускаться до такой мелочности! Скорее всего, это кто-то из девочек среднего класса, чьи подушечки не столь хороши, как у Морин. И я не слышала, чтобы мистер Найт флиртовал с кем-нибудь из школьниц, он наверняка имеет возможность ухаживать за красивыми юными леди, уже закончившими свое образование.
– Пожалуй, ты права, – примирительно ответила Эмили. – Но девушки болтают… Сама знаешь, как легко пустяк, взгляд или улыбка, порождает целый рой слухов и сплетен. Возможно, мистер Найт просто обменялся с Морин двумя-тремя словами, а девушки уже решили, что это ухаживание.
Хелен немного успокоилась, но все еще была недовольна тем, что имя мистера Найта связывают с одной из учениц. Эмили меж тем подумала совсем о другом.
– А что, если та девушка в библиотеке была мисс Паркер? Может, Морин и в самом деле с кем-то тайно встречается, и это совсем не обязательно должен быть мистер Найт!
Захваченная новой идеей, Хелен широко распахнула глаза.
– О, это вполне возможно! Морин выглядит простушкой, но глаза у нее хитрые! Надо понаблюдать за ней! Теперь, когда ее подушечка уничтожена, она, скорее всего, откажется ехать на ярмарку и бал, вид чужого рукоделия, которое покупают знатные дамы и их спутники, расстроит ее.
– Напротив, я уверена, что она там будет. – Эмили обрадовалась возможности рассказать подруге, какой способ помочь мисс Паркер она придумала. – Мы вместе нарисуем небольшую картину, пейзаж или натюрморт с фруктами и цветами, чтобы Морин могла выставить его на ярмарку!
Хелен была поражена.
– Мне бы ни за что не пришло такое в голову! Ты и впрямь ангел доброты! – воскликнула она. – И ты думаешь, можно успеть выполнить такую работу за оставшееся время?
– Это будет сложно, но я постараюсь помочь девочке. Я не могла не утешить ее, видя, как она горюет.
– Надеюсь, вы успеете закончить в срок, – Хелен задумалась. – Так ты говоришь, девушки считают, что это мисс Найт погубила подушечку?
– Я слышала, как об этом говорила мисс Купер, но другие девушки не очень склонны были с ней соглашаться. Мисс Найт была вместе с другими ученицами в танцевальном классе и просто не могла сделать это. Скорее всего, это сделала девочка из среднего класса, как ты и говорила, в одном из двух классов как раз не было урока.
– Мисс Купер часто становится объектом для насмешек Филлис и ее подруг, поэтому она готова обвинить мисс Найт во всех прегрешениях, начиная с нашествия норманнов, – пожала плечами Хелен. – Хорошо, что другие девушки не слушают ее болтовню.
Эмили кивнула, но в душе не могла полностью согласиться с подругой. Мисс Найт ведь могла подговорить кого-нибудь из младших девочек совершить такую подлость. Но снова заводить разговор о внимании мистера Найта к Морин Паркер ей не хотелось.
Хорошо бы на балу не было мистера Найта – с этой мыслью Эмили отправилась спать.
11
Перед завтраком директриса дала себе труд выступить перед ученицами с проникновенной речью о том, как дурно поступила та, что совершила это ужасное злодеяние. Миссис Аллингем предложила виновной назвать себя и понести заслуженное наказание, но, как и следовало ожидать, никто из девочек не сознался.
Бесцветная речь миссис Аллингем, по правде сказать, произвела на Эмили мало впечатления. Если бы вместо директрисы перед девочками выступала Эмили, она обратилась бы к их лучшим качествам, постаралась задеть их гордость и самолюбие, указав на низость проступка, никак не соотносящегося с представлениями людей честных и благородных, и пообещала бы назначить виновным самое легкое наказание, ведь самой тяжелой карой для них будут уколы нечистой совести. И еще она бы предложила девочке, испортившей подушечку мисс Паркер, прийти и покаяться в тишине библиотеки или класса, ведь это так пугающе – встать и признаться в проступке перед всеми.
Но мисс Барнс никто не предложил попытаться увещевать девочек, а слова директрисы могли вызвать лишь обратный эффект – виновные почувствуют страх перед суровым наказанием и никогда не признаются.
Во время своего урока Эмили решила исправить положение и поговорить с младшими девочками так, как ей казалось правильным. Сегодня она собиралась предложить им зарисовать голову древнеримской статуи, чье воплощение в гипсе отыскала среди запасов мистера Реддока, но в самом начале урока ей пришла в голову другая мысль.
Маленькая Эмми Ли повредила руку, упав на лестнице во время шумной игры, и не могла рисовать. Эмили предложила девочке посидеть спокойно на табурете перед классом, а остальным ученицам попробовать нарисовать портрет своей подружки. Сама она также собиралась запечатлеть милое личико ребенка – Эми с первого же дня вызвала ее симпатию, и за прошедшие недели девочка ни разу не разочаровала учительницу ленью или дурным поведением.
Эми Ли была чрезвычайно горда тем, что удостоилась стать моделью, но некоторые из девочек приглушенно зароптали, желая оказаться на месте Эми – ведь ее будут рисовать не только они, но и сама мисс Барнс! Несправедливо, что такая честь выпала именно Эмми Ли, ведь она упала, когда нарушала школьные правила, и должна понести наказание.
Эмили нашла этот случай удобным поводом для того, чтобы поговорить о дружбе и зависти, поэтому предложила девочкам взять свои карандаши, уселась за свой стол и принялась говорить. Все то, чего не высказала ученицам миссис Аллингем, они услышали от мисс Барнс. Еще долгое время спустя Эмили удивлялась своему красноречию, раньше она не получала удовольствия от общения с детьми, может, потому, что ее племянники были не очень приятными малышами.
Разговор затянулся почти на весь урок, и Эмили очень мало успела нарисовать, так как стремилась выслушать мнение учениц и оглядывала класс, чтобы увидеть, кто именно хочет что-то сказать. Она с самых первых дней не настаивала на том, чтобы в младшем классе во время ее уроков царила тишина. Достаточно и того, что девочкам приходится внимательно слушать и хранить молчание на других уроках, а во время занятий живописью ученицы вполне могут немного поболтать. Конечно, Эмили не приветствовала праздную болтовню, во время уроков она охотно беседовала с девочками о том, что, как ей помнилось, казалось ей важным в десять-одиннадцать лет, отвечала на вопросы и рассказывала ученицам о великих художниках и предметах искусства, а также обсуждала с ними планы на весенний период, когда все они выйдут на улицу и будут рисовать пробужденную после стылых зимних дней природу.
– Надеюсь, вы никогда не станете поступать так жестоко по отношению к другим людям, – сказала она девочкам, когда урок окончился и настала пора сдавать работы. – На следующем занятии мы рассмотрим ваши рисунки и попробуем закончить портрет в цвете. Если кому-то из вас захочется получить и свой портрет и отправить своим родителям, мы можем это обсудить. Многие из вас неплохо рисуют, можно попробовать разбить вас на пары и нарисовать друг друга.