причинил боль вам обеим.

Слезы заполнили мои глаза.

– Она никогда не винила тебя, Бен.

– Знаю. Я ненавижу себя за нас обоих. – Он провел рукой по волосам, отчего они встопорщились беспорядочными клочьями. – Боже, я боялся, что она закончит, как моя мать, просто оболочка, которая когда-то была живой, сильной и прекрасной, если бы не человек, который смог изменить ее, опустошить.

Бен никогда не говорил о своих родителях. Я была так удивлена, что он делает это теперь – и при Оливии, – что промолчала.

– Знаешь, он считал, что это моя вина. Он бросил мне в лицо: вот что происходит, когда мужчина не может позаботиться о своей женщине, и я уверен: он хотел этим причинить мне боль. Не здесь, а здесь. – И он показал сначала на свою голову, потом на сердце.

– Твой отец был ослом, Бен.

Мне было все равно, так ли поступила бы Оливия. Просто это то, что он должен знать.

– Конечно. – Он кивнул. – Но эти слова остались со мной. Я позволил им мучить меня, так же, как мать позволила, чтобы его речи уничтожили ее, и я потерял возможность узнать, кем стала Джоанна – потерял целых проклятых десять лет… – просто вспоминал ее такой, какой она была.

– Ты был молод.

Слеза скользнула по моей щеке, и я стерла ее, надеясь, что он не заметил.

– Она была еще моложе, – яростно ответил он. – И ты тоже.

– То, что произошло той ночью, сделало нас такими, какие мы сегодня. – Я попыталась успокоить его. – И Джо… Джо нравилось, какая она.

– Мне тоже нравилось.

Он замолчал, но от него исходило такое горе, окрашенное чувством вины и яростью, что я поняла: это комбинация, сырая и маслянистая, со временем сожрет его живьем.

– Бен, пожалуйста. – Я подошла ближе. – Ты должен отпустить ее.

– Она не для того снова пришла в мою жизнь в одиннадцатом часу, только чтобы я убедился, как мне ее не хватает!

Слова вырвались с такой яростью, словно давно ждали на кончике языка возможности взорваться.

– Ш-ш-ш. – «Боже», – подумала я, подходя еще ближе. – Все в порядке, Бен, все хорошо.

Но это была ложь, и он покачал головой. Он тоже знал, что это ложь.

– И здесь есть еще что-то, кроме нападения на квартиру и двух человек, разбившихся насмерть. Это точно!

– Откуда тебе это известно? – негромко спросила я. – Тебя там не было.

– Потому что знаю Джо!

Что я могла ответить на это? Мне ужасно хотелось услышан, эти слова. ноесли он не оставит это дело в покое, то подвергнет опасности нас обоих. Я ожесточилась, заставив себя не думать о его горе.

– Это одна из загадок, которые никогда не будут решены, Бен. Здесь невозможно сочинить хэппи энд.

– Но я по крайней мере могу найти ответ, который меня удовлетворит.

– Полиция утверждает, что она умерла.

– Мне все равно. Она приходила ко мне той ночью, Оливия! Приходила, и мы любили друг друга, а ведь она уже тогда должна была быть мертвой… – Черт. Он прав. – Но она была в моих объятиях, живая и…

– Я видела ее, Бен. – Я не хотела причинять ему боль, но у меня не было выбора. – Видела, как она упала.

Он долго молчал.

– В газетах писали, что ты ничего не помнишь. Оппа!

– Это последнее, что я помню. Прости. Она умерла.

Он упрямо стиснул зубы.

– И я хочу узнать почему. Почему она пошла к тебе? Почему просто не поехала домой? Почему вообще ушла от меня?

Я отвернулась, чтобы попытаться обдумать все, хотя не представляла, с чего начать. Я не знала, как себя вести, потому что эта жизнь – жизнь Оливии и героини, сражающейся с преступниками, – она еще не вполне моя. Я снова повернулась к нему.

– Ты ведь не ведешь это дело в полиции?

– Я тебе сказал, – ответил он, избегая моего взгляда. – Я в отпуске.

Я покачала головой. Боже! Он решил мстить. В департаменте объявили, что дело расследовано и закрыто. Я уверена, что Уоррен и Майках приложили много усилий, добиваясь этого. А Бен, именно Бен открывает эту дверь! снова.

– Нет, Бен. Она хотела не этого. – Я тут же поправилась; – Она бы этого не хотела.