Он всегда был угловат, даже мальчиком, но теперь в его лице было больше печали, чем жесткости, и склонность к размышлениям и мечтательности слишком ясно просвечивала в глазах. От жалости я едва не задохнулась.

– Я понимаю, что ты под прикрытием, но неужели тебе позволяют так работать?

Он пожал плечами.

– Я как бы в отпуске.

– Надолго?

– Нет. Просто чтобы привести голову в порядок. – Он сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу. – А как ты, Оливия?

Оливия. Будь Оливией. Я глубоко вдохнула.

– Ну… не совсем в своей тарелке, по правде говоря.

– Я знаю, что это такое, – Он провел ладонью по шее. – Сожалею о твоей потере.

Я хотела сказать, что это и его потеря, но слова застряли в горле.

– Давно ты следишь за мной?

– Только сегодня. Ну, вчера тоже. Мне почему-то казалось, что ты нуждаешься в защите, но, вероятно, это просто мое чувство вины. – Он рассмеялся, но горько, а не весело. – Я собирался помочь тебе с этими парнями, но ты как будто сама справилась. Тебе, должно быть, постоянно приходится отбиваться.

Да, я о них позаботилась. Я посмотрела на свою обувь, кусочки цемента прилипли к яркой красной коже, и почувствовала, как оживает мое собственное сознание вины. – Тебе что- нибудь нужно, Бен?

– Я… да, пожалуй. – Он пошарил во внутреннем кармане куртки. – Что ты можешь рассказать об этом снимке?

Я поняла, что он собирается мне показать, еще до того, как он достал фото. Снимок со вспышкой, должно быть, сделан в ют вечер, когда Аякс напал на меня в «Валгалле». Я узнала костюм, мешком висящий на его теле. Это я ранила его в плечо: сейчас у него на шее повязка. Дьявол, я через фото чувствую его зловоние.

Я с трудом глотнула и вернула снимок.

– Ужасное освещение. Но по крайней мере у него не лежит подбородок на кулаке. Терпеть не могу такую позу.

– Это полицейская съемка со вспышкой, – сказал Бен сквозь стиснутые зубы. – Ты никогда раньше не встречала этого парня? Уверена, что не знаешь его?

– О боже! – воскликнула я в притворной тревоге. – Неужели это парень из реалити-шоу о свиданиях вслепую.

Все-таки я не должна была давать им свой номер.

– Неважно, – буркнул он, и я практически увидела, как он гаснет. После долгого молчания он произнес: – Сейчас это, вероятно, не имеет значения, но как насчет того вечера? Ты что-нибудь помнишь… что угодно?

– Я… м-м-м… я все еще пытаюсь с этим справиться. – Я отвернулась, словно совсем не хотела об этом говорить – и я действительно не хотела, – новсе же успела заметить, как раздраженно дернулись его губы. Бен никогда раньше так не смотрел на меня. Словно испытывает отвращение. Словно я слабая.

Потом он тяжело вздохнул… и это мне совсем не понравилось.

– Послушай, Трейна, не обижайся и не теряй терпения, ладно, – заявила я высоким от негодования голосом. – У меня случилась потеря памяти. Я многое не могу вспомнить.

– Прости, конечно. – Его лицо смягчилось. – Но если хоть что-нибудь вспомнишь о Джо, о том вечере, обо всем… позвони, хорошо?

Я кивнула – солгала молча.

– Не знаю… – начал он, потом после паузы продолжил: – Не знаю, рассказывала ли она тебе о нашем свидании и была ли у нее возможность…

Он с трудом глотнул, и я видела, как напряженно работает его горло. Горло, которое я целовала, в которое тыкалась носом неделей раньше. Я не забыла еще запах и вкус этого горла и неожиданно поняла, что он собирается мне сказать:

– Оливия, прости, что роюсь в прошлом, но я уже давно хотел…

Я покачала головой, всколыхнулась копна светлых волос.

– Бен…

– Пожалуйста, позволь мне сделать это. Я должен был сказать это Джоанне, но не решился, а сейчас… – Он замолчал, и лицо его перекосилось.

Я кивнула, прикусила губу и приготовилась к душераздирающей речи.

– Мне жаль.

Искренне удивленная, я отступила.

– Жаль чего?

– Жаль, что оказался слишком слаб. Что не был рядом с твоей сестрой, когда она во мне нуждалась. Я