Частая смена модификаций самолета практически не мешала нам выполнять исследовательские полеты по единой программе. Некоторая пауза в исследованиях была связана с тем, что каждая модификация считалась новым самолетом и нам приходилось выполнять формальные требования по вылету на новой модификации и выполнению программы переучивания.

Я точно не знаю, чем было вызвано решение убрать балансир из системы продольного управления. Думаю, просто учли пожелания летчиков. Забегая немного вперед, скажу, что на следующей модификации балансир поставили снова. Почему это сделали, могу тоже только предположить. Возможно, кто-то из летчиков при резком пилотировании превысил допустимую перегрузку. Говорю так, потому что сам допустил однажды такой казус.

Было это уже тогда, когда Су-7БМ сменил самолет, на котором опять установили балансир, который утяжелил управление существенно сильнее, чем это было на модификации «Б».

Однажды медики попросили меня облетать их аппаратуру, которую они установили на почему-то оставшемся в полку одном самолете Су-7БМ.

Я полетел в зону, чтобы выполнить фигуры сложного пилотажа, как это и было предусмотрено программой облета. Когда дело дошло до вертикальных фигур, я сделал переворот, а затем ввел самолет в петлю. Привыкнув уже к большому усилию на ручке при вводе в маневр, я машинально приложил привычное усилие. Физически почувствовал, что прижало к сиденью довольно сильно. Я сразу уменьшил перегрузку до необходимой, но, посмотрев на акселерометр, понял, что перемахнул за допустимое значение: фиксатор максимальной перегрузки на приборе стоял на отметке 8,5. Это на 0,5 единиц было больше максимально допустимой эксплуатационной перегрузки.

Вернувшись из полета, я попросил техника внимательно осмотреть самолет на предмет возможных деформаций. Деформаций не было, но несколько заклепок, крепящих аэродинамический гребень к обшивке крыла, лопнули. Так что лучше уж тяжелое управление, чем возможность выхода на опасные перегрузки.

Всем известно, что буквы «КЛ» в названии самолета Су-7БКЛ обозначали «колесно-лыжный». У кого- то из «фирмачей» возникла идея сделать самолет способным взлетать и садиться на грунтовые аэродромы даже в ненастную погоду, когда грунт становится мягким. Решение было реализовано путем установки на основные стойки шасси с внешней стороны от колес небольших металлических лыж, которые могли подниматься, когда полеты выполнялись с бетона, или опускаться, когда предполагалось летать с мягкого грунта.

Опускались они до уровня, при котором расстояние между нижней точкой колеса и лыжей составляло порядка 5 см. В этом случае, при выруливании на мягкий грунт, колесо углублялось, а лыжи опирались на грунт. Для того, чтобы можно было маневрировать при движении на лыжах, переднее колесо сделали управляемым. Не сделали, правда, да и не могли сделать, переднюю стойку тоже опирающуюся на лыжу. А отсутствие лыжи на передней стойке сводило на нет и все прочие доработки.

Запомнилась мне первая встреча с этим самолетом. Су-7БКЛ в это время находился на испытаниях в НИИ ВВС. И там же состоялась какая-то конференция. Проводил ее Главком ВВС Главный маршал авиации Вершинин.

После завершения заседания я пошел в управление, которое тогда возглавлял Степан Анастасович Микоян. Во время нашего разговора, он посмотрел на часы и сказал: «Через 10 минут Главкому будут представлять самолет Су-7БКЛ, пойдем посмотрим. И мы пошли».

Встали мы скромно у консоли крыла, а Главком и докладчик расположились впереди, где были видны все стойки шасси.

Докладчик хорошо подготовился и представил новую модификацию так, что не оставалось сомнений в том, что истребительно-бомбардировочная авиация теперь не будет нуждаться в бетонированных ВПП, сможет выполнять боевую работу с грунтовых площадок.

Главком внимательно слушал докладчика и, видимо, не обнаружил в предлагаемой конструкции изъянов. Когда докладчик закончил рассказ, Главком подвел итог: «Ну, что-ж. Я вижу, что вы нашли твердый путь…», и тут он сделал паузу, не найдя подходящих слов для продолжения. И вдруг Степан Анастасович, обращаясь ко мне, но довольно громко произнес: «…к мягкому грунту!».

Это продолжение мысли Главкома показалось мне таким смешным, что я чуть не рассмеялся вслух. И не услышал, какие слова нашел Главком для продолжения своей мысли.

Скоро эта модификация поступила к нам в Центр. На ней были сделаны некоторые доработки, которые были необходимы для более успешного решения задач, стоящих перед ИБА. К таким изменениям можно отнести (кроме колесно-лыжного шасси) добавление еще двух пилонов под крылом, что увеличило вес боевой нагрузки, а также оборудование самолета прицелом для бомбометания с кабрирования.

К отрицательным качествам этой модификации следует отнести существенное утяжеление самолета, что привело к необходимости еще больше увеличить скорость предпосадочного планирования. Увеличилась соответственно и посадочная скорость самолета. Я как-то решил посмотреть, на какой скорости фактически происходит посадка. «Фактически», потому что в официальных документах продолжали указывать характеристики модификации Су-7Б. Так вот, произведя посадку, я-сразу бросил беглый взгляд в кабину и увидел значение, которого не ожидал: скорость составляла 380 км/ч. Думаю, что это значение посадочной скорости близко к пределу для среднего летчика. Видимо, понимали это и в КБ, поэтому Су-7БКЛ был последней модификацией «семерок».

Проблема взлетно-посадочных характеристик была решена коренным образом путем перехода к самолету с изменяемой стреловидностью крыла. Таким самолетом стал Су-17. Что же касается Су-7БКЛ, то с его прибытием к нам в Центр в программу исследований пришлось включить и прицел для бомбометания с кабрирования, и колесно-лыжное шасси.

С прицелом я был хорошо знаком, так как проводил испытание первого образца такого аппарата, который в академии им. Жуковского разработал генерал Протопопов. Промышленность до того отказывалась разрабатывать такой прицел, но когда прицел Протопопова заработал, они срочно принялись за разработку промышленного экземпляра. Экземпляр поступил на испытания в НИИ ВВС.

После завершения испытаний положено было сделать с этим прицелом несколько полетов летчику облета. По просьбе Микояна я выделил в качестве такового летчика моего отдела Бережного. Но в то время, когда нужно было вызывать Бережного, он оказался в отпуске, а я в это время был в Ахтубинске. Вот и пришлось мне выступить в качестве летчика облета.

Выполнил я два полета, произвел 6 сбросов. Прицел работал отлично.

Когда же поступили к нам первые самолеты с таким прицелом, я сразу полетел на бомбометание в автоматическом режиме. К моему изумлению, бомба улетела далеко за назначенную цель. Прекратив дальнейшие попытки использования прицела, я вызвал представителя завода-изготовителя прицела. Я ему сказал, что облетывал прицел, проходящий испытания, и он работал безукоризненно, а этот бросает бомбы куда попало.

Представитель промышленности долго темнил, пытался найти какие-то оправдания, но когда я решительно потребовал объяснить ситуацию, он признался, что датчики, которые вводят в прицел параметры бомбометания (например, датчик скорости), по своей точности на порядок хуже, чем те, которые стояли на опытном экземпляре.

В общем, не стали мы писать рекомендации летчикам строевых частей на использование этих прицелов. Сам я использовал их в полуавтоматическом режиме. Выключал автоматический сброс и при выполнении маневра следил за показаниями авиагоризонта и одновременно ожидал звуковой сигнал на сброс. Если сигнал звучал вблизи известного мне угла сброса, я нажимал на гашетку. Если же сигнал подавался раньше или позже, производил сброс по показаниям авиагоризонта.

Что касается колесно-лыжного шасси, то, я думаю, всем специалистам было ясно, что оно не оправдает возлагаемых на него изобретателями надежд. Но как исследователю мне было интересно проверить свои сомнения на практике.

В период осеннего ненастья выбрал я время, когда плотность грунта на нашей запасной полосе примерно соответствовала заявленной для «БКЛ», опустил лыжи в рабочее положение и съехал с бетона на грунт. Переднее колесо стало зарываться, а скорость интенсивно падать. Я вывел двигатель на максимальные обороты, но скорость продолжала падать, а попытка развернуться на посадочный курс тоже не давала положительного результата: колесо разворачивалось, но продолжало двигаться вперед юзом. И