В юрте пастуха, угнездившейся среди холмов широкой монгольской степи, воцарилась тишина. За белыми войлочными стенами, приветствуя приближение ночи, стрекотали какие-то равнокрылые, наверное цикады. Издалека доносилось блеянье овец и басовитое беканье баранов. Степь жила привычной, установившейся века тому назад жизнью.

— Вопрос, — все тем же неспешным голосом, наполненным добротой и ласковым внутренним теплом, с которым он читал макаму, произнес пожилой низенький человек, сидящий в центре юрты. — Датируйте время написания произведения.

Тут же юрту наполнил гул сдерживаемых юношеских голосов. Студенты совещались, обсуждали: что ответить преподавателю, принимающему зачет.

А рассказчик, дав им задание, налил в простую глиняную чашку крепкий духовитый чай. И пил маленькими глотками горячую жидкость, обжигающую язык и небо, наслаждаясь ароматным букетом горных трав. Он делал вид, что углублен в прочувствование напитка, но сам прислушивался, кто какую точку зрения отстаивал в мозговом штурме.

Наконец студенты пришли к общему мнению. Задача для специалиста и не была столь уж сложной.

Откашлявшись, скорее для того, чтобы преодолеть смущение, а не обратить на себя внимание, старший группы сообщил:

— Великий Лу, мы решили, что макама написана как стилизация в начале двадцать первого века: не позднее две тысячи восьмого года, но не ранее две тысячи четвертого. Скорее всего, является частью более крупного произведения, а автор принимал участие в сетевых литературных конкурсах.

— Это так. Группа получает зачет. — Низкого роста человек допил чай, но поставил перед собой чашку на дно, давая понять, что беседа не окончена. — Я обращу внимание, что меня радует проявление мудрости ваших старших друзей в группе, которые не стали стремиться указать точное время и название конкурса. Но меня радует и проявленное младшими членами группы смирение с решением старших. Думаю, вернувшись домой, вы сможете и найти точную дату написания макамы, и узнать, была ли она напечатана в книге или журнале.

Тут учитель позволил улыбке изогнуть уголки губ. Продолжая улыбаться и из-за этого даже немного напоминая то ли ехидную горгулью, то ли исчезнувшую птицу додо, Великий Лу перевернул коричневую чашку вверх дном.

Студенты вышли из юрты под предвечернее небо. Солнце скрылось за горизонтом, но редкие облака еще могли лицезреть с вышины улетающее светило и розовели в приступе ложной скромности.

Хозяин юрты вышел проводить гостей. Из уважения к нему молодые люди заходили в малиновый университетский геликоптер чинно и степенно, как и подобает в древней степи, помнящей и конницу Чингисхана, и экспедицию Рериха. Зато, когда безынерционный агрегат рванул к Венере, шум и гвалт в салоне геликоптера поднялся такой, будто ребята не зачет сдали, а защитили дипломные работы.

Великий Лy долго смотрел вслед умчавшемуся в зенит аппарату, думая, что, несмотря на все достижения техники за последние сто лет, такие как геликоптер на гравитационной подушке или твердопрессованный водород, по плотности в три раза превосходящий осмий, человек остается человеком. Просто сто лет назад только лучшие его студенты обладали такими душевными качествами, какими сегодня обладает почти любой. Но зато среди нынешних студентов только один высказал правильное предположение об авторстве текста. Не хватает им жизненного опыта. Им бы по старинке: попасти овец, принять окот, поискать щедрые пастбища и скупые колодцы. Тогда студенты стали бы четче воспринимать любой намек писателя. Любое изменение контекста и подтекста.

Слишком большое внимание уделяют идее и сюжету, вот что. Думают, что если у них на перелет