свое мнение в театрах. Да, Теляковский заявил, что даст «Бориса» в Мариинском театре, твердо пообещав заказать новые декорации и новую бутафорию. Ладно, тут ничего поделать невозможно, постановка нового спектакля стоит огромных денег. Но зато Александр Головин принес новый костюм Бориса Годунова, примерять его пошли к Владимиру Аркадьевичу, не выходившему из кабинета по случаю болезни. Костюм Бориса был как раз впору, костюм просто шикарный, по-настоящему царский. В таком плохо играть нельзя было. И Шаляпин был искренне обрадован такой удачей друга. «Знаешь, Саша, – вспоминались Шаляпину сказанные при этом слова, – я теперь переживаю самое для меня, может быть, лучшее время. Обо мне искренне заботятся и меня ценят так, как едва ли когда-нибудь будут ценить. Я это хорошо чувствую. Вот посмотри, как внимательно осматривает директор императорских театров твой костюм, предназначенный для моего Бориса. Это ведь очень важно для моего настроения, выйду я на сцене в паршивом костюме или вот в таком, замечательном, специально для меня сшитом…»

Как же после такого внимания со стороны дирекции, друзей, художников, писателей, композиторов, дирижеров, зрителей, слушателей плохо исполнять на сцене свои роли? Мог ли Шаронов так сыграть и спеть в «Борисе», чтобы через два дня после возобновления спектакля один из самых авторитетных музыкальных обозревателей в «Санкт-Петербургских ведомостях» с восторгом писал о нем, Федоре Шаляпине, исполнителе гениального образа, созданного Мусоргским. Исполнение роли Бориса Шаляпиным настолько захватило критика, что он все действия на сцене воспринимал как сон, когда в голове нет места ни для одной посторонней мысли и сознание полностью захвачено происходящим; критик признавался, что после спектакля испытывал величайшее утомление, до такой степени все чувства напряжены, слух, зрение, все внимание сосредоточены на том, чтобы не пропустить ни одного слова, ни одного движения, ни малейшего жеста. «Какая страшная, черноземная сила выдвинула Шаляпина! – эти слова критика четко отпечатались в памяти Федора Ивановича и запомнились навсегда. – В настоящее время талант Шаляпина находится в апогее своего развития. Период искания, пора блуждания ощупью, в темноте, окончилась. Все установилось и уравновесилось, от него веет каким-то поистине эпическим спокойствием. Голос как-то еще больше окреп, звук получил удивительную полноту и мягкость, дикция достигла последнего совершенства, каждое слово, произносимое Шаляпиным, не теряется для слуха. И при этом ничего лишнего, ничего бьющего на эффект, если, конечно, последний не вытекает из требований роли; игра Шаляпина такова, что любой артист драмы смело может позавидовать ей, столь полно она воплощает в себе высшие требования искусства. Нет роли, которой не придал бы вполне индивидуальной яркой окраски, и нет того чувства, которого он не мог бы выразить с такой глубиной и страстью, что мороз продирает по коже и на глазах совершенно против воли навертываются слезы… Его Борис Годунов, которого мы в первый раз видели в 1899 году, теперь представляет собою создание небывалой красоты, огромной трагической силы и исчерпывающей гармонии всех деталей».

А после спектакля зашли вместе с Корещенко к Теляковскому и просидели у него до трех часов ночи. Хорошо поужинали и обсудили весь репертуар будущего года; при этом Теляковский твердо обещал, что возобновление русских опер на сценах императорских театров будет на достойном уровне. В этом обещании

Шаляпину послышались извинительные нотки за убогость сегодняшней постановки «Бориса Годунова», прежде всего за убогость декораций и ветхость бутафории.

Запомнилась и встреча с Эрнстом Поссартом, 63-летним немецким актером и режиссером, художественным руководителем Мюнхенского придворного театра, знаменитым исполнителем Мефистофеля, Франца Моора, Шейлока, Яго, Ричарда III, Отелло. Поссарт принял участие в концерте Александра Зилоти в зале Дворянского собрания в конце прошлого года. Разговоров было много, а впечатление Поссарт оставил двойственное: да, хорошая актерская техника, безупречная декламация, отточенный рисунок внешней роли, но как скучно слушать его, а все потому, что все его внешние усилия не согреты богатством духовного содержания того художественного материала, который он использовал. Холодная, рассудочная игра… И как досадно было, что этот устаревший и, в сущности, уже сошедший со сцены актер начинает с таким апломбом поучать русских актеров, которые на голову выше его и давно ушли от его догматических приемов.

В конце года Шаляпин впервые исполнял партию Гремина в Мариинском. По мнению друзей, критиков и слушателей, исполнение и этой партии Шаляпиным произвело глубокое и трогательное впечатление, отмечали лиризм и богатство душевное в этом обычно суховатом генерале. Но главное, что после спектакля вновь зашел к Теляковскому, рассказывал собравшимся, что говорил о нем, Шаляпине, Поссарт. А потом стал играть так, как играет Поссарт Мефистофеля, и все покатывались со смеху, увидев в комическом исполнении, как все это устарело и теперь кажется смешным. А ведь знаменитость…

Нет, эти полгода не были усыпаны одними розами, не только восторженные аплодисменты он слышал в эти дни и месяцы. Уж много лет он слышит и злобное шипение по своему адресу, много завистников, недоброжелателей появилось у него, и чем стремительнее растет его слава, успех, тем почему-то их становится все больше и больше. Вот ведь попросил Корсов принять участие в его прощальном бенефисе. Ну разве можно отказать? В сборном спектакле исполнил Сен-Бри в «Гугенотах» и Валентина в «Фаусте»… Все хорошо, но через несколько дней появляется в газете «Московские ведомости» в конце января этого года «Письмо к издателю» Б. Корсова, поблагодарившего всех, кто ему аплодировал за 35 лет его артистической карьеры в императорских театрах, всех товарищей, которые безвозмездно принимали участие в его бенефисе, наконец, и его, Шаляпина, «украсившего программу и получившего за это, из причитающейся мне суммы, 920 разовых». Разве можно было пройти мимо такого бесстыдного письма? Разве он брал эти 920 рублей? Дирекция вычитает за его участие в спектакле одну сороковую его жалованья, потому что по контракту он обязан спеть сорок спектаклей, а больше петь у него нет никаких физических возможностей. И ведь знает опытный Корсов, а вот бросил комок грязи по адресу своего товарища по сцене. И нужно было отмываться…

А разве забудешь то впечатление, которое испытал 5 февраля, как только прибыл в Петербург, узнав, как погиб великий князь Сергей Александрович, четвертый сын Александра Второго, московский генерал-губернатор и одновременно командующий войсками московского военного округа. Удивительно, что в тех кругах, где верховодил Максим Горький, чувствовали некое удовлетворение, говорили – так ему и надо, дескать, реакционер, фанатик, антисемит, преследовал революционеров, высылал из Москвы всех инакомыслящих, ни о какой свободе слова при нем не могло быть и речи… И вот он убит в Кремле. Только он выехал из дворца, как тут же Каляев бросил в него бомбу. Рассказывали, что великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы, услышав взрыв, вскрикнула: «Это Сергей!» Предчувствовала, давно грозили его уничтожить, не раз предпринимали попытки совершить это убийство, большой урон нанес он революционерам, но только Каляеву и его группе удалось осуществить давно задуманное.

Странно только, что его действия лишь укрепляли дух революционеров: на место высланных тут же прибывали другие революционеры, из Женевы чаще всего, где закрепилась самая левая часть социалистов, и с еще большей активностью включались в разрушительную против самодержавия работу. О Господи! Помоги России преодолеть ее несчастия и беды…

Федор Иванович полюбил Владимира Аркадьевича Теляковского, часто бывал у него в гостях, писал ему письма, если уезжал за границу, доверял ему самые сокровенные мысли, а тот дарил в ответ внимание к его творческим замыслам, поддерживал его во всех начинаниях.

Шаляпин жил в гостинице, которая расположилась чуть ли не на берегу моря.

Монте-Карло – на побережье Средиземного моря, на Лазурном берегу. Жителей не много, но много приезжих. Здесь и казино, и Музей изящных искусств, и хороший оперный театр.

О пребывании в Монте-Карло в «Страницах моей жизни» Шаляпин написал: «Мой успех в Италии повлек за собою для меня весьма хорошие последствия, – вскоре я получил приглашение петь в Монте- Карло, в театре Рауля Гинсбурга, человека известного во всей Европе, Америке, Азии, Африке и вообще во вселенной, а также, вероятно, и за пределами ее… Мне пришлось разучить несколько опер на итальянском и французском языках…»

Из Монте-Карло отправляется в Париж и по приглашению графини Э. Греффюль участвует в спектакле-концерте в «Автомобиль-клубе».

29 марта 1905 года Шаляпин писал Теляковскому: «…Посылаю Вам два фельетона из «Femps», где меня серьезно, кажется, расхвалили и притом по-французски раскрасили мою жизнь. Но все же, хотя Адольф Бриссон и наврал порядочно, но, нужно сказать, написал очень хорошо, и серьезный тон фельетона меня очень порадовал. 14-го или 15-го еду в Москву, а на Пасху приезжаю к Вам в Петербург. Однако