прошлое, нужны высшие полномочия. Может, потому что будущее можно – и нужно – менять, а прошлое – ни в коем случае?

Сейчас, в 1890-м, Шухову еще нет пятидесяти. Он еще только работает над созданием классической теории нефтепроводов и еще не изобрел водотрубный паровой котел, который получит золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Перед глазами Вивасвата возникли купола и своды, похожие на стальную паутину, сплетенную невиданным человеком-пауком. Этим пауком, в переносном, конечно, смысле, станет Шухов. Именно он впервые в истории применит сетчатые стальные оболочки – сначала для павильонов Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде, а потом для многих других проектов. Очень глупо, подумал младший жрец, что поклонники авангардного хай-тека в двадцать первом веке и знать не будут, что зародился он в России девятнадцатого, на ватманах Шухова.

Вивасват вспомнил, как туристы восхищаются сумасшедшими летящими зданиями Гауди, Ле Корбюзье и Нимейера. И мало кто догадываются, что изобрел такие башни именно сидящий напротив него в кресле усталый человек со вдумчивым взглядом. Именно Шухов рассчитал и первым построил так называемые многоярусные гиперболоидные[32] конструкции. Первая из них после выставки была куплена за бешеные деньги – так прекрасно было наполненное воздухом сочетание стальных балок и мембран. А некоторые водонапорные башни живы до сих пор.

Вивасват поймал себя на том, что он бы хотел дружить с таким человеком. Точнее, не так – хотел бы иметь его в качестве наставника. Ну, одного из наставников. Наверное, они бы хорошо понимали друг друга. Ведь Шухов учился в Московском Императорском Техническом училище, а там было непросто: строгий режим, казарменная дисциплина, мелочный надзор… Похоже на «Адити», какой она была для Вивасвата до последних дней. Младший жрец спасался работой, вынашивал свой проект, а Владимир пропадал в читальном зале, занимался физикой и математикой, нарабатывал практические навыки в чертежной, столярной и слесарной мастерских. Результат – окончание училища с золотой медалью и отличием, да таким, что Шухова даже от защиты дипломного проекта освободили. Вивасвату до этого далеко…

Внезапно он понял, что это его даже радует. С его средними способностями он не изменит мир, но и не убьет его.

Голубой кристалл бесстрастно показывал картины. Адити прикосновением ко лбу жреца дала ему возможность делиться этой информацией безо всяких терминалов. И теперь Владимир Шухов из 1890 года с возрастающим удивлением видел самое знаменитое свое детище – Шуховскую радиобашню на Шаболовке. Вивасват мельком подумал, стоит ли рассказать Владимиру Григорьевичу, что после аварии на строительстве этого сооружения архитектора приговорят к смертной казни с отсрочкой и помилуют, когда в 1922 году с башни все же начнется трансляция радиопередач. И решил, что не стоит.

А ниже Шуховской башни, на всех улицах – миллионы машин, и смог, закрывающий солнце. Бешеная жара на улицах, чахнут деревья, задыхающийся человек падает на полоску зелени, но ровный подстриженный газон не способен дать живой воздух, которым богаты луговые травы высотой по пояс. И авария на подводной нефтяной скважине, из которой ежедневно сто миллионов бочек нефти выливается в Карибское море и разносится Гольфстримом по всей Атлантике. И войны за нефть, которые однажды превратятся в Третью мировую…

– Черт знает что. – Ученый вновь откинулся в кресле и потер виски. – И вы хотите сказать, что я ответственен за это? Я и мои коллеги с нашим термическим крекингом?

Он подумал, что технический прогресс не может быть настолько бесчеловечен, чтобы нанести столько зла планете. Бесчеловечность – удел богов и политиков.

– Нет, не только вы, – честно сказал Вивасват. – В конце концов, ваш крекинг заново открыли американцы в 1912–1916 годах. – Шухов высоко вскинул брови, пальцы инженера, равно привычные к карандашу и отвертке, забарабанили по столу. – Впрочем, если бы вы имели возможность следить за их патентными заявками, вы могли бы их остановить – ваша-то технология уже была запатентована. Но у вас была Первая мировая, потом революция… так что об их работе по крекингу вы узнали только в 1923 году. Ну а нефтеперерабатывающий завод по вашему проекту в России, точнее уже в СССР, построили в 1921 году.

СССР… Новая власть, которая придет на смену. Лучше бы не знать, как все переменится с нею. Впрочем, Шухов точно знал, что Россию он не покинет. Пусть приглашают в Европу, в США, где его знали и помнили еще с царских времен. Нет, все права на его изобретения получит Россия, пусть и под новым именем. «Мы должны работать независимо от политики. Башни, котлы, стропила нужны, и мы будем нужны»[33], – мелькнула мысль. Но вслух он заговорил про другое:

– Это будущее. – Пальцы инженера выбивали уже не тревожную дробь, а торжественный хорал. – Двигатели внутреннего сгорания появились несколько лет назад! Бензиновые – совсем недавно.

Вивасват покачал головой. В предыдущих разговорах он пытался проявлять дипломатию. Не слишком-то у него получилась, ну и нечего вымучивать.

– С их создателями я уже разговаривал.

– И? – Шухов нервно втянул воздух. Как им всем важно не отличаться от других, подумал Вивасват. Если другой не отказался, то и я не пожертвую. Или этот не таков? Первый был просто дельцом, два вторых – выбившиеся из нищеты, не очень образованные изобретатели узкой направленности. А этот… Потомок дворянского рода, давшего не одно поколение русских офицеров. Физик, математик, архитектор, инженер… Вивасват подумал, что лично он, кроме работы, ничего толком в жизни не успевает. А Владимир Григорьевич, несмотря на свои потрясающие разработки, умудряется еще и на велосипеде ездить, и в шахматы неплохо играть, и фотографировать, и дружить с Книппер-Чеховой и Шаляпиным…

– Они отказались не давать ход своим патентам. Вы – моя последняя надежда.

Инженер шумно выдохнул:

– Ну, вы и скажете… Работали-работали не один год, думали, что на благо страны и всего человечества стараемся. А вы – вот так, разом, все перечеркнуть и годы своей жизни, своего труда положить под сукно! Думаете, кто-то решится?

Шухов надолго задумался. Вивасват молчал. Убеждать, доказывать бесполезно. Пусть человек решает сам. Достойный человек и решение примет достойное.

– Годы, – бормотал ученый, почти забыв о своем странном посетителе. – Взять и отказаться от них…

Внезапно перед глазами возникла картина из раннего детства. Худенький рыжий мальчик с озорными голубыми глазами и веснушчатой мордочкой бежит по скошенному лугу. Опушка леса – место сенокоса, а за ней уже стеной встают деревья, сначала робкие березки, дальше мощные осины, липы, ели. Слышен запах нагретой листвы и звон комаров. Стерня покалывает ноги, мальчик смешно подпрыгивает и бежит, бежит. Стога сена его не интересуют, его цель – ручей, вытекающий из небольшого родника на границе леса и поля. Там он вчера собрал свою первую водяную мельницу, только она не стала крутиться, и он почти сутки колдовал над тем, что надо изменить. Вот, он переделал ось, сейчас проверит, правильно ли сообразил… Запах сухой травы, теплой земли, ласковый летний воздух, знойная дымка над лесом возникли в памяти, словно случились вчера. Рыжий веснушчатый мальчик – он сам, Володя Шухов, восьмилетний внук владелицы небольшого поместья Пожидаевка Курской губернии…

– Ведь не только же нефть я разрабатывал все эти годы! Есть и другое, достойное, во благо человечества… А нефть… вон как оно обернулось… А мы-то с Зелинским[34] и Марковниковым[35] смеялись, что, мол, глупость сморозил Дмитрий Иванович[36] – «Нефть не топливо, топить можно и ассигнациями». Он считал, что деревья быстрее растут, чем нефть восстанавливается… – Ученый резко поднялся и заходил по кабинету. – Я не могу ответить вам сейчас!

– Значит, вы не соглашаетесь, – вздохнул Вивасват и тоже встал. – Прощайте.

– Приходите завтра, я приму решение.

– Нет, Владимир Григорьевич. Такое решение принимают сразу. Или никогда. Не мучайте себя – я вас понимаю…

Воют бензопилы – сквозь лес пойдет скоростная автомагистраль. Рыжий мальчик со счастливыми глазами на берегу самодельной запруды под мельницу становится блеклым, отдаляется, пропадает, словно его скрывает облако выхлопных газов…