– Сколько лет, – выдохнул Шульцов, – сколько лет свидетелю? Это женщина?
– Свидетелей несколько. Там рядом овощной лоток, по случаю праздника фрукты покупали бойко.
– Аркадий Филиппович, они видели старуху с собачкой?
– Я попросил задать этот вопрос. – Сосед невесело улыбнулся: – Никто из свидетелей ничего подобного не заметил.
– Ту ведьму, которую на этом месте встретил я, не заметить нельзя. Звучит по-идиотски, я понимаю, но нельзя ли найти старуху за семьдесят, южного, я бы сказал – армянского типа, в поношенных мехах и с собачкой? Собачка черненькая, в попонке.
– Если ваша ведьма из тех краев, теоретически можно, практически зависит от участковых, а они разные бывают. Кто-то знает и где у него пьют, и кто на зону пошел, и у кого крыша поехала, а кто-то только бумажки пишет… Помянем?
Они поминали, снова и снова перетряхивая кучу свалившегося на их головы абсурда и все сильней убеждаясь в том, что убить невестку Саврасова никак не могла. Даже гипнозом.
– Давайте просуммируем. – Ученый в Шульцове поднял голову и заставил извлечь блокнот. – Наталью убил либо случай, либо нечто нематериальное. При этом муж пытался ее защитить с помощью магического ритуала, она не снимала крестик, ходила в церковь, постилась…
– О свекрови она священнику рассказывала?
– Мы не знаем. Мы многого не знаем. Если предположить… Слышал бы меня сейчас Артемий! Если предположить, что Наталью убило нечто, – выходит, что либо оно сильнее имевшейся у нее защиты, либо магическое действие и церковное влияние друг друга уничтожили, либо маг был некомпетентен, либо Наталья нарушила какие-то церковные правила. Либо, либо, либо, либо…
Мы не знаем, спас бы ее отъезд или нет. Мы не знаем, была ли защита вообще. Она погибла восьмого марта, свекровь определила срок «до весны». Возможно, покушение было не первым, каждая новая попытка ослабляла защиту и наконец пробила. Если так, отказываться от колдунов и церкви будет ошибкой.
– Для кого? – перебил разошедшегося доцента сосед. – Для четвертой избранницы сына Саврасовой? Для перешедшего дорогу коллеги и строптивого студента? Или, Ольга Глебовна, для вас? Зачем только вы вышли?
– Я не только вышла. Я эту, с красными лапами, убить готова была. Королева-мать…
– Я вас понимаю, но что нам теперь с вами делать?
– Посадить в бронированную камеру, – огрызнулась Колоколька. – И налить водки.
– Не выход, – отрезал сосед, но рюмки освежил.
– Значит, вход. – Олька даже не выпила, тяпнула. Она боялась, и именно поэтому ее было не унять. – Аркадий Филиппович, а с чего это вы нас сразу не выгнали, а? С нашим бредом? Не в соседстве же дело?
– Нет, – полковник положил обе руки на стол, – я с подобным сталкивался уже. Два раза точно, третий – под вопросом. Нигде не подкопаться, а труп на трупе… И ваша Саврасова тут никаким боком. Олег, это, часом, не ваш телефон?
– Мой. – Шульцов потянулся к снятому с разрешения хозяина пиджаку. – Дочка, наверное.
Историк ошибся, это был Геннадий.
– Я в «Автово», – отрывисто объяснил он. – Мне нужно вас видеть… Прямо сейчас! Олег Евгеньевич, мне нужно вас видеть, иначе…
– Минуту. – Шульцов прикрыл микрофон ладонью. – Саврасов. У метро, хочет меня видеть. Я выйду.
– Пусть идет сюда, – решил полковник. – Раз явился, значит, не может сидеть спокойно; еще сотворит что-нибудь не с собой, так с матерью. Дайте трубку.
Сосед диктовал адрес, Колоколька угрюмо курила, посыпая пеплом останки креветок.
– Домой поедешь на такси, – неожиданно распорядился Олег Евгеньевич. – От парадной до парадной, а когда приедешь – позвонишь.
– Не пугай, я сама боюсь. – Комарова жалобно посмотрела на спящего у батареи Джабу. – По законам жанра собака должна быть настоящей! С фосфором и ботинком, а у нас сплошные силы зла, которые властвуют безраздельно.
– Фосфор и ботинок надо еще найти. Может, в самом деле написать куда-то или сходить?
– С этим? – Ольга ткнула пальцем злосчастный список. – Вот с этим, да?! На Пряжку отправят или за рекламу примут. Дескать, спасаем от сосулей и кирпичей, оплата наличными.
– Депутаты из Мариинского дворца изгоняли призрака на официальной основе, – напомнил Шульцов.
– То депутаты, а мы – жулики… Ну ладно, не посадят, просто выгонят в тычки.
– Заявление примут, – медленно произнес сосед, – это я вам обещаю. И отнесутся с должным вниманием, но никакой чертовщины писать нельзя. Угрозы, шантаж, неожиданная смерть… Только что это нам даст?
– Ничего, – неохотно признал Олег Евгеньевич. Расхожий сюжет о замаскированной под мистику уголовщине давал сбой. Дама в красных перчатках с торжествующей улыбкой шествовала по кладбищу, и за ней тянулся хвост смертей. Будто за кометой. За кометой!..
Некогда родной номер не отвечал. Шульцов решил, что вдова в театре, но трубку не вешал, за что и был вознагражден.
– Слушаю Вас. – «Надежда Константиновна» не употребляла плебейского «алло», а «Вы», «Вас», «Вам» произносила так, что было ясно – буква «В» прописная, более того, с твердымЪ знакомЪ.
– Алла Михайловна, это Шульцов.
– Слушаю вас, Олег.
– Простите за поздний звонок. – Спадников не любил длинных объяснений, Спадникова не терпела краткости. – В прошлый раз вы упомянули, что Артемий Валерианович называл Сущенко и иже с ним ядром подлейшей из комет. Он имел в виду только моральную сторону?
– Насколько я понимаю, у моего супруга были на сей счет определенные соображения. Олег, к сожалению, я не могу вам сейчас уделить времени. Ко мне влетела канарейка, и я вызвала специалиста. Завтра я посмотрю свои записи; думаю, я смогу вас принять после шести.
– Благодарю. – «Спасибо» у вдовы тоже не котировалось, по крайней мере по телефону. – Покойной ночи.
– Пусто? – Сосед галантно поднес к Олькиной сигарете зажигалку.
– Трудно сказать. – А вот пить Комаровой, пожалуй, хватит. – Сегодня какой-то день защиты животных. Моя дочь спасает котов, Спадникова – канарейку…
– Гав! – сообщил уже из коридора Джаба, и тут же раздался звонок. На Геннадия смотреть было страшно, и отнюдь не из-за щетины, но вежливости бедолага не утратил, и это было страшно вдвойне.
– Ольга Глебовна, добрый вечер. Хорошо, что вы тут. Аркадий Филиппович, извините, но… Мне нужно поговорить наедине.
– Геннадий, – подал голос Шульцов, – наш хозяин – тот человек, который мне помогал. Он знает все.
– Извините, – еще раз попросил Саврасов и провел рукой по щеке. – Это мать убила Наташу? Я должен знать! Да или нет?
Геннадий стоял, полковник тоже не садился.
– Если говорить о физическом воздействии, – нарочито официальным тоном произнес он, – то ни госпожа Саврасова, ни кто другой не имеют к постигшему вас несчастью никакого отношения.
– Но Наташу убили? Ее ведь убили… Это не мог быть несчастный случай! Мать сказала «до весны!»… Сейчас весна.
– Это
– Олег Евгеньевич, – глухо спросил Геннадий, – я шел к вам, мне нужно только «да» или «нет». Ваше. Доказательств не собрать, я понимаю, но вы ведь знаете?
– Что именно, Гена?
