Беллок направился к стойке. Джимми последовал за ним. По дороге он увидел Эллен. Ее волосы казались очень красными в свете лампы, стоявшей около нее. Болдуин склонился к ней над столом; губы его были влажны, глаза блестели. Джимми почувствовал, что в его груди развернулась какая-то пружина. Он отвернулся; ему вдруг стало страшно, что она его увидит.
Беллок обернулся и толкнул его в бок.
– Скажите-ка, Джимми, кто эти два молодчика, что сидели с нами?
– Друзья Рут. Я не особенно хорошо их знаю. Кажется, Фремингхэм работает по декоративной части.
За стойкой, под изображением «Лузитании», стоял смуглый человек в белой куртке, плотно облегавшей его широкую грудь гориллы. Он встряхивал волосатыми руками миксер с коктейлем. У стойки стоял лакей с подносом, уставленным стаканами. В стаканах пенился зеленовато-белый коктейль.
– Хелло, Конго, – сказал Джимми.
– Ah, bonsoir, monsieur d'Erf, ca biche?[144]
– Недурно, Конго. Я хочу познакомить вас с моим другом. Это – Грант Беллок, корреспондент «Америки».
– Очень приятно. Угодно вам выпить?
Лакей поднял звенящий поднос со стаканами на уровень плеча и поднес его, держа на ладони.
– Я думаю, что джин испортит мне вкус виски, но я, пожалуй, все-таки выпью. А вы выпьете с нами, Конго?
Беллок поставил ногу на медную решетку и отхлебнул из стакана.
– Интересно, – начал он медленно, – что у вас тут говорят про это убийство?
– У всякого своя версия.
Джимми заметил, что Конго подмигивает ему глубоко сидящим черным глазом.
– Вы здесь живете? – спросил он, стараясь не рассмеяться.
– Я ночью услышал шум автомобиля, мчавшегося очень быстро с открытым глушителем. Я решил, что он наскочил на что-нибудь, потому что он остановился очень резко и помчался назад еще быстрее.
– А выстрел вы слышали?
Конго с таинственным видом покачал головой.
– Я слышал голоса, раздраженные голоса.
– Черт возьми, я этим делом займусь, – сказал Беллок, допивая коктейль. – Вернемся к девочкам.
Эллен глядела на сморщенное, как грецкий орех, лицо и мертвые, рыбьи глаза лакея, разливавшего кофе, Болдуин сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на нее из-под опущенных ресниц. Он говорил тихим, монотонным голосом:
– Неужели вы не видите, что я сойду с ума, если вы не будете моей? Вы единственное существо на свете, которым я жажду обладать.
– Джордж, я не хочу, чтобы мною обладал кто бы то ни было. Как вы не понимаете, что женщине нужна свобода. Будьте благоразумны! Мне придется уехать домой, если вы не перестанете.
– Почему же вы позволяли мне ухаживать за вами? Я не из той породы мужчин, с которыми можно играть. Вы это отлично знаете.
Она посмотрела на него большими серыми глазами; свет играл золотыми искорками в коричневых точках ее ириса.
– Ужасно тяжело, когда ни с кем нельзя быть просто другом.
Она посмотрела на свои пальцы, лежавшие на краю стола. Его глаза были устремлены на медное мерцанье ее ресниц. Вдруг он разрезал натянувшееся молчание:
– Ну что ж, давайте танцевать.
напевал Конго Джек, встряхивая волосатыми руками миксер. Узкий, оклеенный зелеными обоями бар взбухал и пузырился журчащими голосами, спиральными испарениями напитков, резким звоном льда и стаканов и изредка – волной музыки из соседней комнаты. Джимми Херф одиноко стоял в углу, потягивая джин с содовой. Невдалеке Мак-Нийл хлопал Беллока по плечу и орал ему в ухо:
– Если биржу не закроют… Боже праведный!.. Перед общим крахом можно будет здорово нажиться… Только не зевать! Паника – самый подходящий случай сделать деньги для человека с головой на плечах.
– Было уже несколько крупных банкротств, а это еще только первый удар грома.
– Случай стучится в дверь к молодому человеку только один раз… Слушайте меня: когда банкротится крупный маклер, честные люди могут благословлять судьбу… Но вы, я надеюсь, не тиснете того, что я вам говорю, в газете? Нет?… Будьте другом, а то ваш брат газетчик такое напишет, что человек никогда и не говорил. Никому из вас нельзя верить. Тем не менее я скажу вам, что локаут – замечательная штука для подрядчиков. Во время войны все равно никто не будет строиться.
– Да ведь война продлится не более двух недель, и я не вижу, какое она имеет к нам касательство.
– Она имеет касательство ко всему миру… Хелло, Джо, какого черта вы здесь?
– Мне надо поговорить с вами наедине, сэр. Есть важные новости.
Бар постепенно пустел. Джимми Херф все еще стоял в углу, прислонившись к стене.
– Вас никогда не увидишь пьяным, мистер Эрф. – Конго Джек сел в глубине бара выпить чашку кофе.
– Я предпочитаю наблюдать.
– И хорошо делаете. Нет никакого смысла выбрасывать уйму денег, чтобы на следующий день встать с головной болью.
– Неподходящие речи для владельца бара.
– Я говорю, что думаю.
– Послушайте, я давно собираюсь спросить вас… Если вы не имеете ничего против, скажите мне, откуда у вас это имя – Конго Джек?
Конго рассмеялся грудным смехом.
– Сам не знаю… Когда я был мальчишкой и впервые вышел в море, меня называли Конго, потому что у меня были курчавые черные волосы, как у негра. Потом, когда я приехал в Америку и служил на американском пароходе, меня как-то спросили: «Как ты себя чувствуешь, Конго?» А я ответил: «Джек». С тех пор так и прозвали меня – Конго Джек.
– Стало быть, прозвище… А я думал, что вы навсегда останетесь моряком.
– Нет, у моряка несладкая жизнь. Знаете, мистер Эрф, меня всю жизнь преследуют несчастья. Самые ранние мои воспоминания – о том, как меня ежедневно избивает какой-то человек, не мой отец. Потом я удрал и работал на парусниках в Бордо. Знаете Бордо?
– Кажется, я в детстве бывал в Бордо…
– Наверно, бывали… Вы эти вещи понимаете, мистер Эрф. Впрочем, такой человек, как вы, – образованный, воспитанный и прочее такое – не знает, что такое жизнь. Когда мне стукнуло семнадцать лет, я приехал в Нью-Йорк. Ничего хорошего… Я думал только об удовольствиях и веселой жизни. Потом я опять попал на корабль и побывал всюду, в самом аду. В Шанхае я научился говорить по-американски и принюхался к трактирному делу. Возвратился в Фриско и женился. Теперь я хочу быть американцем. И все- таки я несчастный человек… До женитьбы я жил с моей девочкой целый год вместе, и жил замечательно, а когда мы поженились – все пошло прахом. Она издевалась надо мной, называла меня французиком, потому что я плохо говорил по-американски, гнала из дому… Ну, я и сказал ей, чтобы она убиралась к черту. Забавная штука – человеческая жизнь.
пропел он низким баритоном.
Кто-то положил руку на плечо Джимми. Он повернулся.
– Элли, что случилось?
– Со мной тут один сумасшедший. Вы должны мне помочь избавиться от него.
– Позвольте вам представить Конго Джека. Вы должны познакомиться с ним. Он хороший человек. А это – une tres grande artiste,[146] Конго.
