свои жуткие ритуалы жрецы Хелгринда.

Поток беженцев волочился по дороге на север – люди бежали из города-который-будет-скоро-осажден в Тирм или Урубаен, где они, по меньшей мере, могли найти временное укрытие от неумолимого наступления варденов.

Драс-Леона казалась Эрагону такой же грязной и озлобленной, как и при его первом визите сюда, она вызывала в нем жажду разрушений, которой он не испытывал в Фейнстере или Белатоне. Здесь он хотел крушить мечом и огнем; ударить всей ужасающей, неестественной энергией, находившейся в его распоряжении, и, потворствуя каждому беспощадному порыву, не оставлять перед собой ничего кроме дымящейся ямы, да окровавленной золы. К бедным, искалеченным и порабощенным жителям Драс-Леоны он испытывал некоторое сочувствие. Но он был абсолютно уверен в упадке города и верил, что лучше будет разрушить его до основания и выстроить заново, без оттенка извращенной религии Хелгринда, коей он был заражен.

Он представлял, как разрушает собор при помощи Сапфиры, когда его осенило, что религия жрецов, практикующих членовредительство, имеет имя. Изучение древнего языка научило его ценить важность имен – имя есть сила, имя есть понимание, – и пока он не узнает имени религии, он не сможет полностью постичь ее истинную природу.

Освещенные затухающим лучами, вардены остановились на полосе возделываемых полей, точно к юго-востоку от Драс-Леоны, где земля поднималась в небольшое плато, которое могло обеспечить им небольшую защиту, если враги станут отстаивать свои позиции. Люди устали маршировать, но Насуада, поручила им укрепить лагерь, а заодно установить могучие военные сооружения, которые они несли с собой на протяжении всего пути из Сурды.

Эрагон с душой окунулся в работу.Во-первых он присоединился к команде людей, которые занимались сглаживанием полей пшеницы и ячменя с помощью досок с длинными петлями приложенных веревок. Было бы быстрее косить зерно сталью или магией, но было бы опасно и неудобно ходить по оставшимся стерням, а тем более спать. Уплотненные стебли образовали мягкие, упругие поверхности, они были удобнее земли к которой они привыкли.

Почти час Эрагон трудился с другими людьми, после чего они расчистили достаточно места для палаток варденов.

Затем он помог в строительстве осадной башни. Его, большая чем у обычного человека, сила позволила ему перемещать балки, которые смогли бы поднять лишь несколько человек одновременно, таким образом он смог ускорить процесс. Несколько гномов, которые остались с варденами, наблюдали за сооружением конструкции.

Сапфира тоже помогала. С помощью когтей и зубов она вырыла глубокие траншеи и сложила всю землю в кучки вокруг лагеря за несколько минут, тогда как 100 человек потратили бы на это весь день. Огнем из пасти и могучими взмахами хвоста она сравняла с землей деревья, заборы, стены, дома и все, что могло дать укрытие врагам. В целом, она представляла страшную картину опустошения, достаточную, чтобы вселить трепет в даже самые смелые души.

Наступила поздняя ночь, когда вардены, наконец, закончили приготовления, и Насуада приказала людям, гномам и ургалам ложится спать.

Вернувшись в свою палатку, Эрагон медетировал пока его ум не прояснился. Это уже вошло в привычку. Вместо того чтобы корректировать свой почерк Эрагон раздумывал какие заклинания могут пригодиться ему завтра, а также придумывал новые решения конкретных проблем, существующих в Драс-Леоне.

Когда он почувствовал, что готов к бою, он предался снам наяву, которые были более красочными и энергичными, чем обычно; несмотря на медитации, перспектива сражения будоражила кровь и не давала сосредоточиться. Как всегда ожидание и неопределенность были для него тяжелым испытанием, он хотел уже быть в гуще сражения, где у него не будет времени волноваться о том, что может произойти.

Сапфира была обеспокоена. От нее он уловил обрывки снов, содержащие боль и схватку. Он с уверенностью мог сказать, что она предвкушала жестокое удовольствие от сражения. Ее настроение влияло на него в известной мере, но этого было недостаточно, чтобы заставить его полностью забыть о своем предчувствие.

Очень скоро наступило утро, вардены собрались в предместьях Драс-Леоны. Армия выглядела внушительно, но восхищение Эрагона было омрачено тем, что он видел их зазубренные мечи, сломанные щиты, рваную одежду. Если они захватят Драс-Леону, они смогут обновить своё оборудование – как они сделали это в Белатоне, а до этого в Фейнстере – но они не смогут заменить людей, которые там родились.

'Чем дольше это тянется, – сказал он Сапфире, тем легче будет Гальбаториксу победить нас, когда мы прибудем в Урубаен.'

'Тогда мы не должны откладывать', – ответила она.

Эрагон сидел верхом прямо за Насуадой, которая была в полном обмундировании и возвышалась на своем огненно черном скакуне Баттл-шторме. Вокруг них выстроились двенадцать эльфов, а также равное количество охранников Насуады, Ночных Ястребов, количество которых увеличилось на 6 человек в отличии от обычного их распределения. Эльфы были пешком – так как отказались от коней – в то время как все Ночные Ястребы были на конях, включая ургалов. В десяти ярдах справа был король Оррин со своей свитой, у каждого из которых к шлему был приделан красочный шлейф. Нархайм, командир гномов, и Нар Гарцвог были со своими отрядами.

После обмена кивками, Насуада и король Оррин пришпорили коней и понеслись впереди колоны варденов к городу. Левой рукой Эрагон схватил шип на шее Сапфиры.

Насуада и король Оррин остановились прежде, чем они прошли среди ветхих зданий. По их сигналу двое глашатаев, несшие штандарты варденов и Сурды, поехали дальше по узкой улице к южным воротам Драс- Леоны.

Эрагон хмурился, наблюдая за продвижением глашатаев. Город казался противоестественно пустым и тихим. Никого не было видно во всей Драс-Леоне, даже на зубчатых желтых стена, где сотни солдат Гальбаторикса должны быть размещены.

'Воздух пахнет неправильно', – сказала Сапфира и слабо зарычала, привлекая внимание Насуады.

У основания стены глашатай варденов, чей голос долетел до Эрагона и Сапфиры, потребовал: – Приветствую! Именем госпожи варденов Насуады и Оррина, короля Сурды, а также всех свободных людей Алагейзии, мы предлагаем вам открыть ворота, дабы мы могли доставить послание вашему лорду и господину Маркусу Табору. Согласно ему, он может надеяться на значительную помощь, как может и каждый мужчина, женщина, или ребенок в пределах Драс-Леоны.

Из-за стены ответил человек, увидеть которого было невозможно: – Эти ворота не откроются. Оставьте свое сообщение там, где стоите.

– Вы говорите от имени лорда Табора?

– Да.

– Тогда мы возлагаем на вас ответственность напомнить ему, что дискуссии государственных деятелей следует проводить в уединении в собственных покоях, а не под открытым небом, во всеуслышание.

– Я не приму приказов от тебя, лакей! Оставляй свое сообщение, да побыстрей! Прежде чем я потеряю терпение и напичкаю тебя стрелами.

Эрагон был поражен; глашатай не выразил никакого волнения или испуга угрозой, но продолжил без колебаний: – Как хотите. Наши сеньоры предлагают лорду Табору и всем жителям Драс-Леоны дружбу и мир. С вами у нас нет никаких прений, только с Гальбаториксом, и, если нам предоставят выбор, мы не станем атаковать вас. Разве у нас не общее дело? Многие из нас когда-то жили в Империи, и покинули ее только потому, что были изгнаны со своих земель жестокой властью Гальбаторикса. Мы ваши родственники по крови и духу. Объединив усилия, мы все же сможем освободиться от узурпатора, который сейчас сидит в Урубаене.

Если вы примите наше предложение, наши сеньоры гарантируют безопасность лорда Табора и его семьи, а также любого, кто может сейчас находится на службе у Империи, однако давшим нерушимые клятвы не будет позволено сохранить свои позиции. И если ваши клятвы не позволяют вам помочь нам, то хотя бы не мешайте. Поднимите ворота и опустите мечи, и мы обещаем не причинять вам вреда. Но если вы попробуете препятствовать нам – мы сметем вас, точно прутики, ибо никто не сможет противостоять мощи