Сверкающий красный дракон пролетел над ними один, два, три раза, а затем развернулся и отправился на север, летя в медленном и размеренном темпе.

Эрагон присоединился к Сапфире на гребне невысокого холма, и вместе они наблюдали как Муртаг и Торн исчезали, превращаясь в одинокое сверкающее пятнышко на горизонте.

С чувством глубокой печали, охватившей из обоих, Эрагон взобрался Сапфире на спину, и они взлетели с холма, направившись обратно в Урубаен.

Эрагон медленно поднимался по стёртых ступеньках зелёной башни. Закат был близок, и через окна, которые пронзали извилистую стену справа от него, он видел здания Урубайна в полосках тени, а также ленивые поля за городом, и когда он поднимался по спирали, тёмную массу каменного холма что возвышался за ним.

Башня была высокая, и Эрагон был уставшим. Он жалел, что не полетел наверх с Сапфирой. Это был долгий день, и в тот момент, он не хотел ничего кроме как сесть с Сапирой и выпить чашку горячего чая, смотря как угасает на небе свет. Но, как всегда, нужно было ещё кое-что сделать.

Он виделся с Сапфирой только дважды с того момента, как они вернулись в цитадель после расставания с Муртагом и Торном. Все это время она помогала варденам убивать или изловить оставшихся солдатов, а позже она помогала объединить семьи, которые бежали из своих домов и рассеялись по всей округе, ожидая того момента, когда каменный выступ обвалится на город.

По словам эльфов, он не обваливался из-за заклинаний, наложенных ими на скалу еще в то время, когда город назывался Илирией, а также из-за огромного размера самого отвеса, который не позволял нанести выступу особый ущерб от погоды.

Сам холм помог сдержать губительные последствия взрыва, но, несмотря на это, огромный ущерб был нанесен через вход в цитадель, и почти все, кто находился в Урубаене или в его окрестностях, нуждались в лечении с помощью магии, так как они могли вскоре заболеть и умереть. Большое количество людей уже заболело. Вместе с эльфами Эрагон спас настолько много жизней, насколько было возможно; сила Эльдунари позволила ему вылечить огромное число как варденов, так и жителей города.

Сейчас эльфы и гномы замуровывали вход в цитадель, чтобы предотвратить поток темной энергии, выливавшейся оттуда. Перед этим они обыскали здание в поисках выживших, которых здесь было предостаточно: солдаты, слуги и сотни узников, томившихся в темницах. Огромная коллекция сокровищ, включая содержимое громадной библиотеки Гальбаторикса, находилась внутри цитадели, и её собирались вывозить немного позднее. Это было не легкой задачей. Во многих комнатах стены рухнули, а те, что остались стоять, были опасны для каждого, кто отважился бы стоять рядом. Более того, была необходима магия для того, чтобы отражать действие яда, которым был пронизан и воздух, и камни, и все предметы в пределах разваливающейся изнутри крепости. И ещё больше магии потребуется на то, чтобы очистить каждую вещь, которую они захотят вынести отсюда.

Как только цитадель была закрыта, эльфы принялись восстанавливать город и прилегающие территории от немалого ущерба, делая это место пригодным для жизни. Эрагон понимал, что его помощь необходима и здесь.

Перед тем, как продолжить лечить и устанавливать защиту вокруг каждого в Урубаене и за его пределами, он еще около часа использовал истинное имя древнего языка для того, чтобы найти и уничтожить большое количество заклинаний, которые Гальбаторикс наложил на здания и людей в городе. Некоторые чары казались неопасными, даже полезными, как, например, заклинание, единственной целью которого было сохранение петель двери от поломок и которое брало энергию из кристалла размером с яйцо, прикрепленного к двери, но Эрагон не желал оставлять ни одно заклинание Гальбаторикса нетронутым, неважно, насколько безобидным оно казалось. Особенно не те заклинания, наложенные на всех мужчин и женщин под началом Гальбаторикса. Среди них наиболее распространенной являлась клятва на верность, но были также и те, на которых были наложены намного более сложные чары, выходящие за рамки обычного.

Освобождая дворян и простолюдин от рабства, Эрагон чувствовал глубокую тоску, как будто он лишал их чего-то прекрасного.

Произошла некоторая неразбериха, когда он снял чары Гальбаторикса с порабощённых им Эльдунари. Драконы немедленно начали набрасываться и захватывать разумы людей по всему городу, атакуя не разбирая на врагов и друзей. В этот момент огромная пелена страха распространилась по Урубаену, заставляя каждого, даже эльфов, приседать и бледнеть от страха.

Тогда Блёдхгарм и десять остальных его магов погрузили металлические коробки с Эльдунари на пару лошадей и увезли от Урубаена туда, где мысли драконов имели не такой сильный эффект. Глаэдр настоял на том, чтобы сопровождать сумасшедших драконов вместе с несколькими Эльдунари из Врёнгарда. Второй раз Эрагон видел Сапфиру с тех пор, как они вернулись, когда он поправлял заклинание скрывающее Умарота и тех, кто бы с ним, отделяя пять Эльдунари, чтобы отдать их Блёдхгарму на сохранение. Глаэдр и пятеро считали, что они смогут успокоить и разговорить драконов, которых Гальбаторикс мучал так долго. Эрагон не был так уверен в этом, но надеялся, что они правы.

Когда эльфы и Эльдунари были на пути из города, Арья связалась с ним, отправляя мысли из-за разрушенных ворот, где она участвовала в совещании с капитанами армии её матери. За то короткое время, пока их разумы соприкасались, он почувствовал её отчаяние от смерти матери, также как и сожаление и гнев, которые следовали за горем. Он увидел как её эмоции угрожали разрушить разум и как она изо всех сил пытается сдержать их. Он попытался её утешить, но это казалось ничтожным в сравнении с её потерей.

Тогда и сейчас, постоянно со времени отправления Муртага, чувство пустоты охватывало Эрагона. Он ожидал, что ощутит торжество, если они убьют Гальбаторикса, и думал что был бы рад – и он был рад – но с тех пор как король умер, он больше не знал что ему делать теперь. Он достиг своей цели. Он поднялся на неприступную гору. И сейчас, без цели, которая направляла бы его, он был в недоумении. Чему он и Сапфира посвятят свои жизни теперь? Что даст им смысл существования? Он знал то, что со временем, он и Сапфира воспитают следующее поколение драконов и Всадников, но эта перспектива была слишком далека, для того чтобы казаться реальной.

Размышления об этих вопросах заставили его почувствовать тошноту и подавленность. Он пытался думать о чем-либо ещё, но вопросы продолжали грызть его разум по краям, и чувство пустоты сохранялось.

'Возможно идея Муртага и Торна не так уж и плоха.'

Казалось, что лестница зелёной башни никогда не кончится. Он брёл вверх, круг за кругом, пока люди на улицах не стали казаться маленькими как муравьи, а его икры и задняя часть лодыжек не стало жечь от повторяющихся движений. Он видел гнезда ласточек, сложенные внутри узких окон, и под одним из окно, он нашел кучу маленьких скелетов: следы ястреба или орла.

Когда наконец появилось начало винтовой лестницы – большая стрельчатая дверь, черная от времени – он остановился, чтобы собраться с мыслями и успокоить дыхание. Затем он поднялся на последние несколько футов, поднял щеколду и вошёл внутрь большой круглой камеры на вершине эльфийской наблюдательной башни.

Там его ожидали шесть человек вместе с Сапфирой: Арья и серебряноволосый эльфийский лорд Дазэдр, Король Оррин, Насуада, Король Орик и король котов-оборотней Гримрр Хэлфпоу. Они стояли – или, в случае Короля Оррина, сидели – в широком круге с Сапфирой, расположенной прямо напротив лестницы перед южным окном, которое и позволило ей приземлиться внутрь башни. Свет заходящего солнца лился в помещение под углом, освещая эльфийскую резьбу на стенах и затейливый узор из цветного камня на плинтусе.

Кроме Сапфиры и Гримрра, все казались напряжёнными и стеснёнными. В складках кожи вокруг глаз Арьи и жесткой линии её темно-жёлтого горла, Эрагон увидел свидетельства горя и огорчения. Он захотел сделать что-нибудь, чтобы облегчить её боль. Оррин сидел в глубоком кресле, придерживая свою