щита, но тот давил со слишком сильным напором, и это было бы риском для Эрагона. Муртаг был на дюйм или два выше Эрагона, из за чего последний оказался в весьма затруднительном положении, пытаясь не скользить по поверхности пола.

В конце концов, Муртаг с воплем отшвырнул Эрагона мощным толчком прочь от себя.

– Letta; сказал Гальбаторикс.

Кончик Заррока остановился у шеи Эрагона на расстоянии ширины пальца. Он замер, неуверенный, что произошло.

– Сдерживай себя, Муртаг, или я сделаю это за тебя, – сказал Гальбаторикс со своего места. – Я не люблю повторяться. Ты не убьешь Эрагона, а он не убьет тебя…Теперь продолжайте.

Осознание того факта, что Муртаг только что не убил его, – а он сделал бы это, если не вмешательство Гальбаторикса, – шокировало Эрагона. Он вглядывался в лицо Муртага, пытаясь найти объяснение, но оно оставалось невыразительным, словно Эрагон ничего не значит для него.

Эрагон не мог понять. Муртаг вел себя не так, как должен бы вести. Что-то изменилось в нем, но что именно, Эрагон не мог сказать.

Кроме того, знание того, что он только что потерял, – и то, что по праву он должен быть бы мертв, – подорвали решимость Эрагона. Он оказывался в смертельной опасности много раз, но никогда не попадал в подобную ситуацию столь резким и явным образом. Больше не было вопроса; Муртаг превзошел его, и только милость Гальбаторикса – что была сейчас – спасла его.

'Эрагон, не думай об этом', – мысленно сказала ему Арья. – 'У тебя не было оснований думать, что он пытается убить тебя. Ты не пытался убить его. Если бы пытался убить его, бой шел по-другому, и Муртаг никогда бы смог атаковать тебя подобным образом.

Эрагон с сомнением посмотрел на залитый светом участок, где стояла она с Эльвой и Сапфирой. Потом заговорила Сапфира:

'Если он снова захочет перерезать тебе горло, перережь ему подколенные сухожилия и убедись, что он не сможет выполнить свое желание вновь'.

Эрагон кивнул, прислушиваясь к их словам.

Он и Муртаг разошлись и снова заняли свои позиции друг напротив друга, в то время как Гальбаторикс одобрительно наблюдал за ними.

На этот раз Эрагон начал атаку первым.

По его ощущениям они боролись несколько часов. Муртаг больше не делал смертельных ударов, в то время как Эрагон – по своему усмотрению – смог коснуться мечом ключицы Муртага, хотя он и не сделал удара, чтобы Гальбаторикс не счел нужным сделать это сам. Муртаг беспокойно посмотрел на меч, касавшийся его ключицы, и Эрагон позволил себе улыбнуться на мгновение в ответ на реацию Муртага.

Были и другие удары, которые они не могли отразить. Несмотря на их скорость и умения, ни тот, ни другой не были неуязвимы, даже и в легком бою ошибки были неизбежны, которые могли бы привести к травмам.

Первое ранение было получено Эрагоном на правом бедре, в незащищенном кольчугой и наголенниками участком кожи. Это был мелкий порез, но чрезвычайно болезненный, и каждый раз, стоило Эрагону перенести вес на правую ногу, кровь сильнее лилась из раны.

Также у Эрагона было второе ранение: рана над бровью после удара Муртага по его шлему, край которого вьехал в его плоть. Из двух ран, Эрагон нашёл вторую более тяжёлой, потому что кровь капала в глаза, скрывая обзор.

Затем Эрагон попал Муртагу по руке снова и на этот раз прорезал весь путь через манжету его перчатки, рукав рубашки, и тонкий слой кожи до кости под ним. Он не смог разорвать мышцы но рана, казалось, причинила сильную боль Муртагу, и кровь которая просочилась в его перчатку заставила его потереть хватку не менее чем в два раза.

Эрагон ждал удобного случая для попытки повалить его на пол. Когда Муртаг остановился после неудавшейся атаки, он тут же атаковал его со стороны щита и, стремительно опустив Брисингр, со всей доступной ему силой, прорезал сталь на его голени.

Муртаг завыл и отсочил назад на одной ноге. Эрагон следовал, размахивая Брисингром в попытке повалить его на пол. Несмотря на свою травму, Муртаг был в состоянии защитить себя, и через несколько секунд Эрагон с трудом мог остатся на ногах.

Какоето время их щиты сталкиваясь неустанно стучали – Галтбаторикс, Эрагону было приятно осозновать,оставил нетронутыми чары на их мечах и броне, но затем заклинание на щите Эрагона уступили ровно как и у Муртага, это было видно из стружки и осколков, которые летели каждый раз, когда мечи приземлялись. Вскоре после этого Эрагон потрескал щит Муртага особенно тяжёлым ударом. Его победа была не долгой, ибо Муртаг схватил Заррок обеими руками и в быстрой последовательности два раза ударил в собственный щит Эрагона, и он раскололся, снова оставляя их в равной степени соответствующими.

Пока они сражались, камень под ними покрылся брызгами и мазками крови, и им всё становилось труднее держать равновесие. Огромная комната вернула далёкие отголоски столкновения их оружия, как звуки давно забытой битвы, и он чувствовал как будто они были в центре всего, что существовало, ибо кроме них был только свет, и двое остались одни в пределах (компаса?)

И все время, Гальбаторикс и Шрюкн продолжали наблюдать за ними из тени.

Без своего щита, Эрагону было легче обрушиваться на Муртага у земли – в основном по его рукам и ногам, также, как легче было Муртагу поступить также с ним. По большей части броня защищала их от порезов, но она не защищала их от синяков и ушибов которых они накопили множество.

Несмотря на раны которые он нанёс Муртагу, Эрагон начал подозревать, что из них двух муртаг был лучшим фехтовальщиком. Не намного, но достаточно, чтобы Эрагон никогда не мог взять верх. Если их дуэль продолжится, муртаг бы в конечном итоге победил, пока ему былобы с лишком больно или если бы он слишком устал, чтобы сражаться дальше -результат, который казалось быстро приближался. С каждым шагом Эрагон чувствовал, как кровь брызгала на колено из раны на бедре. И с каждой прошедшей минутой, становилось сложнее защищаться.

Он должен был закончить поединок сейчас, иначе потом он не смог бы взять на себя Гальбаторикса. Как было до этого, он сомневался, что сможет бросить много вызовов королю, но он должен был попробовать. Ему не оставалось ничего другого как попробовать.

Он осознал, что суть проблемы была в том, что причины для борьбы у Муртага были для него тайной, и до того как он их поймет, Муртаг продолжит, чтобы поймать его в расплох.

Эрагон мысленно вернулся к словам, произнесенным Глаэдром в Драс-Леоне. 'Ты должен научиться видеть то, на что ты смотришь', а еще 'Путь воина – это путь знания'.

Поэтому он посмотрел на Муртага. Он посмотрел на него с той же напряженностью, с какой он всматривался в Арью во время их спарринга, с той же интенсивностью которой он научился сам во время его долгого самоанализа на Вренгарде. С помощью этого он хотел расшифровать скрытое значение в движениях тела Муртага.

Он несколько приуспел в этом; было ясно, что Муртагу было тяжело и он был истощен, и его плечи были сгорблены таким образом, что они говорили о его гневе, хотя возможно это был страх. А так же его жестокость, вряд ли новая характеристика, но снова примененная к Эрагону. Эти вещи, которые на ряду с другими тонкими деталями определил Эрагон, он начал сопоставлять их с тем, что знал о Муртаге из прошедших дней, с его дружбой и верностью и его возмущение контролем Гальбаторикса.

Это заняло несколько секунд. Секунд наполненных напряженным дыханием, парой неуклюжих ударов, принесших ему еще один синяк на локте, пока правда не открылась Эрагону. Она оказалась ужасно очевидной, как только он достиг ее. В жизни Муртага было что-то, влияющее на их поединок. Что-то очень важное, вынуждающее выиграть дуэль любой ценой, даже если это означает смерть его брата. Чем бы это ни было, Эрагон с тревогой подозревал, что из-за этого Муртаг не сдастся никогда. Это означало, что он будет сражаться, как загнанный в угол зверь, пока хватит его дыхания. Это также означало, что Эрагон никогда не сможет превзойти его обычным способом. Эта дуэль не была для него важна настолько, насколько она была важна для Муртага. Для Эрагона она была удобным способом отвлечься, его мало заботило, кто выиграет или проиграет, если в результате он все равно будет в состоянии сойтись в битве с Гальбаториксом. Но для Муртага дуэль была куда более важна, и из своего опыта Эрагон знал, что подобная решимость была бы для него дорогостоящей, если не существует способа преодолеть ее грубой силой.