провели вместе – лишь несколько дней на целое столетие. Лишь тогда, когда ты привела Эрагона и Сапфиру в Эллесмеру, мы снова начали разговаривать; так, как должны мать и дочь. Я не могу потерять тебя, Ария, снова и так скоро.

– Это не я виновата в том, что мы были отчуждены друг от друга, – заметила Ария.

– Нет, не ты, – сказала Имиладрис и убрала руку с лица дочери. – Но именно ты покинула Дю Вельденварден. – Выражение лица королевы вдруг смягчилось. – Я не хочу спорить с тобой, Ария. Я понимаю, что ты относишься к этому, как к долгу, но пожалуйста, ради меня, позволь кому-нибудь другому занять это место.

Ария опустила взгляд. Некоторое время она стояла молча, потом сказала.

– Я не могу позволить Эрагону и Сапфире пойти без меня. Точно также и ты, никогда не позволишь своей армии уйти в бой одной, без тебя во главе. Не могу… Ты предпочтёшь, чтобы меня назвали трусом? Никто из нашей семьи никогда не уклонялся от того, что мы должны делать, а потому не проси меня взять на себя такой стыд.

Эрагону показалось, что свет в глазах Имиладрис, был подозрительно похож на слёзный блеск.

– Да, – сказала королева. – Но воевать с Гальбаториксом.

– Если ты так боишься за меня, – сказала Ария не без доброжелательности, – пойдём с нами.

– Я не могу. Я должна руководить моим войском.

– А я должна идти с Эрагоном и Сапфирой. Но я обещаю тебе, я не умру, – Ария, в свою очередь, возложила свою руку на лицо матери, и снова повторила, на этот раз на древнейшем языке. – Я не умру.

Эта решимость Арии впечатлила Эрагона; заявить такое на древнейшем языке значило только то, что она сама в это верила без каких-либо оговорок. Имиладрис также была впечатлена этими словами. А ещё она была горда за свою дочь. Она улыбнулась ей и поцеловала в щёку.

– Тогда иди, я благославляю тебя. Но не рискуй больше, чем должна.

– Ты тоже, – сказала Ария, и мать с дочерью обнялись.

Потом, отстранившись от Арии, Имиладрис посмотрела на Эрагона и Сапфиру и сказала им.

– Прошу вас, присматривайте за ней: она – не дракон, и с нею не будет Эльдунари, чтобы защищать её.

Мы будем, пообещали Эрагон и Сапфира на древнейшем языке.

Как только всё то, что нуждалось в проработке, было проработано, военный совет закончился, и его участники стали расходиться. Эрагон сидел подле Сапфиры, оба были без движения, только наблюдали за другими. Сапфира должна была оставаться скрытой за холмом вплоть до времени атаки. Эрагон дожидался темноты, чтобы прошвырнуться в лагерь.

Первым военный совет покинул Роран, за ним проследовал Орик. Но перед выходом король гномов подошёл к Эрагону и по-дружески обнял его.

– Ах, как бы я хотел пойти с вами двумя, – пробормотал он, над его бородой как-то торжественно блестели глаза.

– И я хотел бы, чтобы ты пошёл с нами, – ответил Эрагон.

– Что ж, увидимся после и отметим нашу победу бочонками медовухи, да?

– Жду – не дождусь.

Я тоже, сказала Сапфира.

– Хорошо, – уверенно кивнул Орик. – Значит, дело улажено. Вы уж не дайте Гальбаториксу победить себя, не то, я буду честью обязан, прийти к вам на помощь.

– Мы будем осторожны, – улыбнулся Эрагон.

– Надеюсь на это. Потому что я сомневаюсь, что у меня получится больше, чем просто ущипнуть Гальбаторикса за нос.

Я хотела бы это увидеть, произнесла Сапфира.

Орик хрюкнул.

– Да не оставят тебя Боги, Эрагон, и тебя, Сапфира.

– И тебя, Орик, сын Трифка.

Орик шлёпнул Эрагона по плечу и тяжёлой походкой направился к кустам, к которым была привязана его пони.

Имиладрис и Блёдхгарм ушли, Ария же осталась. Но, поскольку она была увлечена разговором с Джормундуром, Эрагон, по-началу, не придал этому значения. Однако, когда Джормундур ускакал, а Ария осталась, он сообразил, что она хотела переговорить с ним один на один.

И точно. Когда все остальные разошлись, она посмотрела на него, потом на Сапфиру и спросила:

– С вами больше ничего не случилось за время вашего путешествия? Ничего такого, чего бы вы не хотели обсуждать ни с Оррином, ни с Джормундуром, ни с моей мамой?

– Почему ты спрашиваешь?

Ария заметно колебалась.

– Потому что… вы оба изменились. Это связано с Эльдунари? Или с тем, что вы испытали во время бури?

Эрагон улыбнулся её проницательности. Он обратился к Сапфире и, когда он одобрила его решение, сказал:

– Мы узнали наши истинные имена.

Глаза Арии расширились.

– Правда? И… вы довольный ими?

Частично, заметила Сапфира.

– Мы узнали наши истинные имена, – повторил Эрагон. – Мы увидели, что земля – круглая. А во время нашего обратного пути Умарот и другие Эльдунари поделились с нами своими воспоминаниями. – Несколько кривовато улыбнувшись, он продолжил. – Не могу сказать, что мы поняли их все, но они заставили нас увидеть мир… по-другому.

– Понятно, – пробормотала Ария. – Считаешь ли ты, что это изменение к лучшему?

– Да. Изменение само по себе – не хорошо и не плохо. Но знание, оно всегда полезно.

– Трудно было найти свои истинные имена?

Эрагон и Сапфира рассказали Арии, как им удалось справиться с этой задачей. Также они рассказали ей о странных существах, встреченных ими на острове Врёнгард. Эти существа сильно её заинтересовали.

Пока Эрагон рассказывал о перипетиях путешествия, ему в голову пришла неожиданная идея. Она столь сильно резонировала с его сущностью, что он не мог просто отмахнуться от неё. Он рассказал о своей идее Сапфире, и та снова дала своё согласие, хотя на этот раз значительно более неохотно, чем в первый раз.

Должен ли ты? спросила она.

Да.

Тогда делай, как знаешь, но только, если она сама согласится.

Когда они закончили свою беседу о Врёнгарде, Эрагон взглянул в глаза Арии и спросил:

– Ты бы хотела услышать моё истинное имя? Я бы хотел поделиться им с тобой.

Предложение, как показалось, шокировало её.

– Нет! Ты не должен раскрывать его никому, ни мне, ни кому бы то ни было ещё! И уж тем более не сейчас, когда мы так близки к Гальбаториксу. Он может извлечь его из моего сознания. Кроме того, ты должен делиться своим именем только с тем… кому ты по-настоящему доверяешь.

– Я тебе по-настоящему доверяю.

– Эрагон, даже когда мы, эльфы, обмениваемся между собой знанием о наших истинных именах, мы не делаем этого до тех пор, пока не будем знать друг друга много, много лет. Это слишком личное знание, чтобы легко им обмениваться. В мире нет большего риска, чем обмен знаниями об истинных именах. Когда ты доверяешь кому-нибудь это знание, ты вкладываешь в его руки всё, что у тебя есть, себя самого.

– Я знаю, но у меня, возможно, никогда больше не будет такого шанса. Это единственное, что я могу дать, и я хотел бы дать это тебе.

– Эрагон, то, что ты предлагаешь… Это самое ценное, что кто-нибудь может дать другому.

– Я знаю.