Заклинание защитит нас от него.

Какой…яд? спросила Сапфира, ее мысли были такими же медленными как взмахи ее крыльев.

Эрагон увидел через Глаэдра изображение кратера в городе, и дракон сказал: Во время битвы с предателями, один из нас, эльф по имени Thuviel, покончил с собой при помощи магии. Намеренно или случайно неизвестно, но в результате получается, что вы видите и что вы не можете видеть, в результате взрыва не осталось ни дюйма площади пригодной для жизни. Те, кто остался здесь в ближайшее время заработали поражения на коже и потеряли свои волосы, и многие умерли после

Обеспокоенный, Эрагон сотворил заклинание – не требующее много энергии – прежде, чем спросил. – Как могла одна личность, эльф или нет, причинить так много повреждений? Даже если дракон Тувиеля помогал ему, я не могу себе представить, как это возможно, если только его дракон не был размером с гору.

– Дракон не помогал ему, – сказал Глаэдр, – Его дракон был мертв. Нет, Тувиель разрушил все это сам.

– Но как?

– Единственным доступным ему способом: он обратил свою плоть в энергию.

– Он сделал себя духом?

– Нет, энергия была неупорядоченной и, будучи освобожденной, она вырвалась наружу с огромной силой прежде чем рассеяться.

– Я не знал, что одно-единственное тело может содержать столько мощи.

'Это не известно, но даже самые маленькие пятнышка материи равна большому количеству энергии. Материя, по-видимому, это просто замороженная энергия. Растопите ее и вы выпустите наводнения которому немногие могут противостоять… было сказано, что взрыв здесь было слышно,так далеко как Тейрм и то облако дыма что после поднялось выше, чем Беорские горы.'

'Действительно ли это был взрыв, который убил Глаэрана?' Эрагон спросил, ссылаясь на одного из членов Проклятых, который как он знал, умер в Врёнгарде.

Да. Гальбаторикса и остальных Проклятых предупредили, и поэтому они были в состоянии защитить себя, но многим из нас так не повезло, и они погибли.

Когда Сапфира сколбзила вниз из нижней части не высоко расположенных облаков, Глаэдр показывал куда ей лететь, она изменила свой курс, повернув к северо-западной части долины. Глаэдр называл каждую гору которую она пролетала: Илтиарос, Фэлсверд, и Намменмаст, наряду с Хуилдрим и Тирнадрим. Он также называл многие трюмы и упавшие ниже башни, и он давал что-то из их истории Эрагону и Сапфире, хотя только Эрагон прислушивался к повествованию старого дракона.

Эрагон почувствовал пробуждение древнего горя в сознании Глаэдра. Печаль была не столько по разрушении Дору Ариба, сколько по смерти Всадников, по драконам на грани исчезания, и по потери тысяч лет знаний и мудрости. Память о том, что было-о его товарищеских отношениях которые он когда то имел с другими членами ордена-усугубляло одиночество Глаэдра. Это, вместе с его печалью, создало у него такое опустошенное настроение, что Эрагон тоже начал чувствовать грусть как и он.

Он он немного отключился от Глаэдра, но все же долина казалась мрачной и грустной, как будто сама земля была в трауре после падения Всадников.

Чем ниже летела Сапфира, тем больше появлялось зданий. Поскольку их истинный размер стал очевидным, Эрагон понял что, что то, что он прочитал в Домиа абр Вирда не было преувеличением: самые большие из них(зданий) были настолько огромны, что Сапфира будет в состоянии пролететь через них.

Рядом с краем заброшенного города, он начал замечать груды гигантских белых костей на земле: скелеты драконов. Зрелище наполнило его отвращением, но он не мог заставить себя смотреть в другую сторону. То, что поразило его больше всего – их размеры. Несколько драконов были меньше Сапфиры, но большинство было намного крупнее. Самый большой скелет который он увидел,был с ребрами, как он догадывался, по меньшей мере восьмидесятью футами в длину, и наверное пятнадцати футов в ширину. Череп одного – большой, устрашающий, покрытый лишайниками, как грубая каменная скала- был длинне и выше, чем большая часть тела Сапфиры. Даже Глаэдр, когда он был во плоти, был бы маленьким рядом с этим погибшим драконом.

Там почивает Бельгабад, величайший из всех нас, – сказал Глаэдр, заметив, что привлекло внимание Эрагона.

Эрагон смутно помнил это имя в одной из историй, которые он читал в Эллесмере; Автор написал только то, что Бельгабад был в сражении и погиб в бою как и многие.

Кто был его всадник? спросил он.

У него не было всадника. Он был диким дракон. На протяжении веков он жил только в ледяной досягаемости севера, но, когда Гальбаторикс и и Проклятые начинал устраивать резню нашего вида, он прилетел к нам на помощь.

Был ли он самым большим дракон когда-либо?

Когда-либо? Нет, но в то время, да.

Как он находил достаточно пищи, чтобы поесть?

В этом возрасте и с таким размером, драконы проводят большую часть времени в состоянии похожем на сон, полным сновидений обо всем что бы не случилось,и что могло бы захватить их воображение,будь это вираж звезд или взлет и падение вечных гор(?), или даже что то столь маленькое как движение крыльев бабочки. Я уже чувствую как меня манит такой покой,но осознаю,что я обязан и осознаю,что должен остаться.

– Ты… знал… Бельгабада? – спросила Сапфира, выговаривая слова, несмотря на свою усталость.

Я видел его, но не знал. Дикие драконы, как правило, не общались с теми из нас, кто был связан с Всадниками. Они презирали нас за то, что мы были слишком ручными и слишком податливыми, в то время как мы презирали их за то, что они руководствовались только своими инстинктами, хотя иногда из-за этого же мы восхищались ими. Кроме того, необходимо помнить, что у них не было своего собственного языка, и это создавало большую разницу между нами, чем вы думаете.Трудно объяснить насколько язык изменяет наши умы. Дикие драконы могли общаться так же эффективно, как и любой гном или эльф, конечно же, но они делали это делясь воспоминаниями, образами и ощущениями, а не словами. Только самые хитрые из них решили изучить тот или иной язык.

Глаэдр замолчал и потом добавил, – Если я правильно помню, Бельгабад был дальним предком Раугмара Черного, и Раугмар был, чего, я уверен, ты, Сапфира, не забыла, пра-пра-пра-прадедом твоей матери, Вервады.

Из-за ее истощения, Счапфира реагировала медленно, но в конце концов она повернула свою шею, чтобы еще раз посмотреть на огромный скелет. Он должен был быть хорошим охотником вырастя таким большим.

Он был самым лучшим, сказал Глаэдер.

Тогда… я рада что мы с ним одной крови.

Число костей, рассеянных по земле, поразило Эрагона. До тех пор он полностью не постигал ни размаха сражения, ни количества драконов, которое там когда-то было. Вид усилил его ненависть к Гальбаториксу, и Эрагон еще раз поклялся, что он увидит мертвого короля.

Сапфира опустилась в полосу тумана, с кончиков её крыльев скатывалась белая дымка, как крошечные водовороты, поднимаясь ввысь. Потом трава запуталась вокруг нее, и она упала с тяжелым ударом. Ее правая передняя нога подкосилась под ней, и она накренилась в сторону и упала на грудь и плечо, разсекая землю с такой силой, что Эрагон бы пронзил бы себя шипом на ее шее, который торчал перед ним, если бы не его защитные заклинания.

После того как ее падение прекратились, Сапфира лежала неподвижно, оглушенная ударом. После она медленно перевернулся на ноги, сложила крылья, и попыталась низко присесть. Ремни на седле заскрипели, когда она задвигалась, звук неестественно громко отдавал в атмосферу, которая проникла всю внутреннюю часть острова.

Эрагон развязал узлы вокруг своих ног, потом спрыгнул на землю. Она была мокрая и мягкая, и он опустился на одно колено, сразу, как сапоги коснулись влажной земли

Мы сделали это, сказал он,пораженный. Он подошел к голове Сапфиры и,когда она опустила шею так,чтобы видеть его глаза, он положил руки с двух сторон её головы и прижался лбом к морде.