образовывали гигантскую, возвышенную наковальню, которая повисла над всем остальным, словно сами боги были призваны настроить какой-то странный и ужасный инструмент.

Когда Сапфира пролетала между двух выпуклых белых колонн-рядом с которыми она казалась не больше чем пятнышко- и море исчезло под подушкой из облаков, встречный ветер утих и воздух стал грубым и порывистым, циркулируя вокруг них, без конкретного направления. Эрагон стиснул зубы, чтобы прекратить их стучание, и его желудок перевернулся когда Сапфира спикировала, а потом так же быстро поднялась вверх больше чем на 20 футов вверх.

Глаедр сказал: 'Есть ли у вас опыт полёта во время бури, не считая тот раз, когда вы попали в грозу между долиной Паланкар и Язуаком?'

Нет, сказала Сапфира, коротко и мрачно.

Глаэдр казалось ожидал, что она так ответит, не медля он начал обучать ее тонкостям полета в облаках. -Ищи образцы движений и делай заметки о том, что вас окружает-, сказал он.

По ним вы сможете угадать где ветер силбнее и направление в котором он дует.

Многое из этого, что сказал он, Сапфира уже знала, но Глаедр продолжал говорить в спокойной манере, поведение старого дракона успокоили и её и Эрагона. Если бы они чувствовали тревогу или страх в словах дракона, он бы заставил их сомневаться в себе, и, возможно, Глаедр знал ою этом.

Заблудившийся, разорванный ветром клочок облака, лежал на пути Сапфиры. Вместо того, чтобы облететь его, она прошла через него, протыкая облако как сверкающее синие копье. Когда серый туман окутал их, звук ветра стал приглушенным, и Эрагон прищурился и провел рукой перед лицом, чтобы зрение оставалось ясным.

Когда они вылетели из облака, миллионы крошечных капель зацепились за тело Сапфиры, и она сверкала так, словно бриллианты были прикреплены к ее и так ослепительной чешуе.

Ее полет по прежнему был неровным;в какой-то момент она находилась на одном уровне, но потом неподатливый воздух кидал ее в другую сторону, или неожиданно восходящий поток поднимал одно из крыльев и направлял ее в другом направлении. Лишь сидеть на спине, когда она боролось с помехами, было утомительно, для самой Сапфиры, это была жалкая, разочаровывающая борьба, становящаяся более и более трудной, с осознанием того, что она была далеко до окончания пути, но у нее не было иного выбора, кроме как продолжить его.

После одного или двух часов они все еще не видели дальнюю сторону бури. Глаэдр сказал-Мы должны повернуть. Вы зашли так далеко на запад, как возможно и если мы вынуждены будем испытать полную силу шторма, лучшее время сделать это-сейчас, пока вы еще не слишком истощены.

Без лишних слов, Сапфира повернула на север, к безграничному, вздымающемуся утесу освещенных солнцем облаков, находившегося в центре шторма. Когда они приблизились к остроконечному краю утеса, который был пожалуй самой большой отдельно взятой вещью, которую Эрагон когда-либо видел, синие вспышки молний осветили облака изнутри, ближе к вершине наковальни.

Мгновение спустя, удар грома встряхнул небо, и Эрагон прикрыл уши руками. Он знал, что его защита охранит их от молния, но он всё же опасался рисковать возле потрескивающих вспышек энергии.

Если Сапфира и была напугана, он этого не чувствовал. Все что он ощущал это её решительность. Она ускорила удар крыльев, и несколько минут спустя они достигли края обрыва, а потом ворвались сквозь него и попали в центр шторма.

Сумерки окружили их, серые и безликие.

Казалось, что остальной мир прекратил свое существование. Из-за облаков Эрагон не видел ничего дальше кончика носа, крыльев и хвоста Сапфиры. Они летели абсолютно вслепую и лишь давление собственного веса позволяло им понять где верх, а где низ.

Эрагон открыл свой разум и позволил своему сознанию раскинуться так широко как только было возможно, но он не чувствовал ни одного живого существа помимо Сапфиры и Глаэдра, даже ни единой отбившейся от стаи птицы. К счастью, Сапфира сохранила свое чувство направления; они бы не заблудились. И продолжая мысленно искать хоть что-то живое, будь то растение или животное, Эрагон был уверен, что они не влетят прямо в склон горы.

Вдобавок он сотворил заклинание, которому Оромис научил его, заклинание, позволявшее ему и Сапфире понять как близко они находились от воды или от земли в любой конкретный момент.

С того момента как они влетели в облака, вездесущая влага начала скапливаться на коже Эрагона и впитывалась в его шерстяную одежду, что заметно ее утяжеляло. Он мог бы проигнорировать это неприятное обстоятельство, но от этой смеси воды и ветра получался такой холод, что скоро он бы забрал тепло от его конечностей, что привело бы его к смерти. Так что он сотворил еще одно заклинание, которое очищало воздух вокруг него от любых видимых капель, а также по просьбе Сапфиры пространство вокруг ее глаз, поскольку влага скапливалась на их поверхности, вынуждая ее слишком часто моргать.

Ветер внутри наковальни оказался удивительно тихим. Эрагон сообщил об этом явлении Глаэдру, но старый дракон как всегда остался мрачным. С худшим мы еще не столкнулись.

Его правота скоро стала очевидной, когда свирепый восходящий поток ударил Сапфиру снизу, резко подняв ее вверх на тысячу футов, где вохдух был слишком разреженным для того, чтобы Эрагон мог нормально дышать, а водяная пыль замерзла и превратилась в бесчисленное множество маленьких кристаллов, которые жалили его нос и щеки, а также перепонки Сапфириных крыльев, будто сотня острых как бритва ножей.

Сложив крылья по сторонам, Сапфира нырнула вперед, стараясь уйти от восходящего потока. Спустя несколько секунд давление под ней исчезло только для того, чтобы смениться равным по силе нисходящим потоком воздуха, который толкал ее вниз с ужасающей скоростью.

Во время их падения ледяные кристаллы таяли, постепенно превращаясь в капли дождя, которые казалось невесомо плавали рядом с Сапфирой. Молния сверкнула совсем близко, жуткий синий свет сквозь завесу облаков, и Эрагон закричал от боли, когда раскат грома раздался вокруг них. В его ушах все еще звенело, он оторвал два куска ткани от своего плаща, а затем запихнул их в уши, затолкав так глубоко как только смог.

Только у нижнего края облаков Сапфира наконец смогла освободиться из быстрого потока воздуха. Как только она это сделала, второй восходящий поток подхватил ее и словно гигантская рука поднял ввысь.

Так продолжалось снова и снова, Эрагон потерял счет времени. Бушующий ветер был слишком сильным, чтобы Сапфира могла с ним справиться, поэтому она продолжала подниматься и падать в кружащемся воздухе, словно обломок судна, попавший в водоворот. Она достигла некоторых успехов, несколько несчастных миль, еле-еле отыгранных с огромными усилиями, но каждый раз как она вырывалась из одного крутящегося потока, ее подхватывал другой и она снова оказывалась в ловушке.

Эрагону было унизительно осознавать, что он, Сапфира и Глаэдр были беспомощны перед штормом и что при всех их возможностях, они могли и не надеяться побороть мощь стихии.

Ветер дважды почти зашвырнул Сапфиру в бьющиеся волны. В обоих случаях, нисходящие потоки кидали ее в самый низ шторма, в потоки дождя, бьющиеся о поверхность моря внизу. Когда это произошло во второй раз, Эрагон заглянул Сапфире через плечо и на мгновение увидел, как ему показалось длинную темную спину Найдвола, державшегося в поднимающейся воде. Однако когда в следующий раз молния осветила все вокруг, спина исчезла и Эрагон подумал не сыграли ли с ним тени злую шутку.

Сапфира слабела и все меньше и меньше боролась с ветром, позволяя ему нести себя куда вздумается, прилагая усилия для борьбы со штормом лишь тогда, когда оказывалась слишком близко к воде. Другими словами, она просто сложила крылья и пыталась прилагать как можно меньше усилий. Эрагон чувствовал, что Глаэдр начал делиться с ней своей энергией, чтобы поддерживать ее силы, но даже этого хватало только на то, чтобы она могла удерживать себя на месте.

В конце концов остававшийся свет начал исчезать и Эрагона охватило отчаяние. Они провели большую часть дня борясь со штормом, но тем не мене не было ни малейшего признака, что он скоро прекратиться, ни того, что они с Сапфирой были недалеко от его края.

Когда солнце наконец село, Эрагон не мог даже видеть кончик своего носа, и не было никакой разницы, открыты были его глаза или закрыты. Чувствовалось как будто они с Сапфирой продирались сквозь огромные кучи черной шерсти, и действительно, темнота вокруг них казалась плотной, как будто была осязаемым веществом, окутывающим их со всех сторон.

Каждые несколько секунд очередная вспышка молнии освещала пространство, иногда скрытая