Когда Эрагон впился зубами в кусок жареной свинины, Сапфира спросила, – 'Действительно вкусно?'

– Ммм, – ответил Эрагон, и ручеек сока потек по его подбородку.

Гальбаторикс сумасшедший и, следовательно, непредсказуем, но у него есть пробелы в рассуждениях, которых у что обычного человека не будет. Если вы сможете найти их, Эрагон, то, возможно, ты и Сапфира сможете победить его.'

Бром опустил трубку, лицо его было мрачным. 'Я надеюсь, что вы сделаете это. Мое самое большое желание, Эрагон, что ты и Сапфира будете жить долгой и плодотворной жизнью, свободной от страха и империи Гальбаторикса. Я желаю, чтобы я мог защитить вас от всех опасностей, которые угрожают вам, но, увы, это не в моих силах. Все что я могу сделать, это дать тебе мой совет и учить тебя, тому что могу, сейчас, пока я все еще здесь… Мой сын. Что бы ни случилось с тобой, знай, что я люблю тебя, так же как твоя мать. Звезды могут следить за тобой, Эрагон сын Брома.

Эрагон открыл глаза, так как воспоминание исчезло. Над ним висел потолок палатки, наполненный водой,собравшейся во время прошедшей непогодой. Капля воды упала на его правое бедро, впиталась в леггинсы, охлаждая кожу. Он знал, что надо поправить палатку, но не хотел двигаться.

'И Бром никогда не говорил с тобой о Муртаге? Он никогда не говорил тебе, что Муртаг и я были сводные братья?'

Сапфира, которая свернулась калачиком снаружи палатки, сказала: – 'Даже если ты будешь спрашивать снова и снова, это не изменит моего ответа.'

'Почему бы и нет? Почему он не рассказал? Он должен был знать о Муртаге. Он не мог не знать.'

Сапфира ответила не сразу:- 'У Брома были свои причины для этого, но я предполагаю, он думал, что наиболее важно сказать тебе, как он заботился о тебе, и передать тебе все знания, что он мог, чем тратить время на разговоры о Муртаге.'

'Он мог хотя бы предупредить меня! Несколько слов было бы достаточно.'

'Я не могу с уверенностью сказать, что двигало им, Эрагон. Ты должен понять, что есть некоторые вопросы о Броме, на которые ты никогда не найдешь ответа. Верь в его любовь к тебе, и не позволяй сомнениям мешать тебе.

Эрагон приложил свои большие пальцы друг к другу. Он разместил их рядом, чтобы лучше сравнить их. У его левого большого пальца было больше морщин на втором суставе, чем на правом, в то время как у его правого был маленький, рваный шрам, происхождение которого он не мог вспомнить, хотя это, должно быть, произошло начиная с Агэти Блёдрен, Праздник Клятвы Крови.

'Спасибо', – сказал он Сапфире. Через нее он смотрел и слушал сообщение Брома три раза, начиная с падения Фейнстера, и каждый раз он замечал некоторую деталь речи Брома или движение, которое ранее ускользали от него. Эти знания успокоили и удовлетворили его, ибо исполнилось его желание, которое преследовало всю его жизнь: знать имя отца и знать, что его отец заботился о нем.

Сапфира встретила его благодарность с теплым чувством привязанности.

Хотя Эрагон поел и отдыхал всего около часа, его усталость немного уменьшилась. Он даже не ожидал такого. Он знал из опыта, что нужны недели, чтобы оправиться после тяжелого сражения. Так как вардены направились к Урубаену, то у каждого человека в армии становилось все меньше времени на лечение между битвами. Война утомит их, к тому времени как они, истекающие кровью, разбитые, и едва способные сражаться, столкнутся с Гальбаториксом, который ждет их в легкости и спокойствии.

Он старался не думать об этом слишком много.

Другая капля воды ударила его ногу, холодно и сильно. Раздраженный, он опустил ноги с края постели и сел вертикально, затем перешел к голому участку грязи в одном углу и стал на колени рядом с ним.

– Делуа шарьялви! – сказал он, так же как и несколько других фраз на древнем языке, которые были необходимы, чтобы обезвредить ловушки, которые он поставил в предыдущий день.

Грязь начала бурлить как закипающая вода, и из поднявшегося фонтана земли, насекомых, и червей, появился кованый сундук полтора фута в длине. Потянувшись, Эрагон схватил сундук и вынул его из земли. Земля снова стала спокойной.

Он установил сундук на теперь твердой грязи. – Ладрин, – шептал он, и махнул рукой над замком без замочной скважины, который был заперт на засов. Он с щелчком открылся.

Слабое золотое сияние заполнило палатку, когда он поднял крышку сундука.

Расположенное в безопасном сундуке с бархатной подкладкой, лежало Элдунари Глаэдра, драконье сердце сердец. Большое, подобное драгоценному камню Элдунари мрачно блестело, как тлеющие, затухающие угольки. Эрагон взял Элдунари в руки и посмотрел в его пульсирующую глубину. Плеяда крошечных звезд в центре камне двигалась медленнее, чем тогда, когда Эрагон впервые увидел его в Элесмере, когда Глаэдр изрыгнул его из своего тела и отдал на хранение Эрагону и Сапфире.

Как всегда, вид очаровал Эрагона; он мог бы наблюдать за этим вечно.

'Мы должны попробовать еще раз', – сказала Сапфира, и он согласился.

Вместе они направили свои мысли в сторону далеких огней, моря звезд, представленного в сознании Глаэдра. Они плыли через холод и тьму, когда гнев, отчаяние и равнодушие стали такими безграничными и огромными, что истощило их желание делать хоть что-нибудь, кроме как остановиться и плакать.

'Глаэдр…Элда', – кричали они снова и снова, но ни ответа, ни реакции не последовало.

Наконец, они ушли, не выдержав более огромного веса страданий Глаэдра.

Когда он вернулся в себя, Эрагон услышал, что кто-то стучит в передней полог его палатки, а затем он услышал голос Арьи, – Эрагон? Могу я войти?

Он вздохнул и заморгал глазами, чтобы прояснить зрение.

– Конечно.

Тусклый серый свет облачного неба упал на него, когда Арья откинула входной полог. Он почувствовал внезапную боль, когда его глаза встретились с ее – зелеными, раскосые и не читаемые – и боль тоски наполнила его.

– Есть успехи? – спросила она, и села на колени возле него. Она уже сняла доспехи и была одета в черную кожаную рубаху, брюки и сапоги, как тогда, когда Эрагон спас ее из Гиллида. Её волосы были влажные после мытья, длинные и тяжелые они ниспадали ей на спину. Арья пахла хвоей, как и всегда, и Эрагон задумался, использует ли она заклинание, чтобы создать аромат, или она пахнет так обычно. Он хотел спросить ее, но не посмел.

В ответ он покачал головой.

– Позволишь? – Она указала на сердце сердец Глаэдра.

Он отошел в сторону. – Пожалуйста.

Арья положила руки по обе стороны от Элдунари, а затем закрыла глаза. Пока она сидела, он воспользовался возможностью, чтобы изучить ее открыто и свободно, что было бы невозможно в другом случае. В каждой мелочи, она казалась воплощением красоты, хотя он знал, что другой может сказать, что ее нос был слишком длинный, или лицо слишком угловатым, или уши слишком заостренные, или руки слишком мускулистые.

С резким вдохом, Арья отдернула руки подальше от сердца сердец, как-будто оно обожгло ее. Потом она склонила голову, и Эрагон увидел что ее подбородок очень слабо дрожит.

– Он является самым несчастным существом которое я когда-либо встречала… Я думаю мы могли бы помочь ему. Я не думаю, что он способен найти выход из своей темноты.

– Как ты думаешь… – Эрагон колебался, не желая высказывать свои подозрения, но затем продолжил:

– Ты думаешь, он сойдет с ума?

– Возможно, он уже сошел. Если нет, то он на самом пороге безумия.

Скорбь накрыла Эрагона, когда они оба посмотрели на золотой камень.

Когда, наконец, он был в состоянии заставить себя говорить снова, он спросил: