На следующий день мы с Лушкой держали экзамен на площадке вместе с остальными молодыми дружинниками. Вятич словно отчитывался перед воеводой о том, как потрачено время, пока Хозяина не было дома. Оказалось, что потрачено с пользой.

Интересно, что отец сделал вид, будто не заметил нас с Лушкой, прошел мимо и смотрел как на остальных. И все же я чувствовала его напряжение, когда Вятич поставил меня в пару с довольно сильным парнем. Данила бился хорошо, но я знала его слабые места: стоит мне перекинуть меч в левую руку – и он пас. Кроме того, Данила спешил, горячился, потому надо быть, с одной стороны, осторожней, с другой – подловить на этой горячности парня нетрудно. Бой я выиграла, хотя Данила очень старался, он даже смог взять себя в руки.

Увидев меня с оружием в руках впервые, отец замер. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, сначала он был явно тревожным, и это страшно мешало, пришлось приложить усилие, чтобы отвлечься от отцовского волнения, которое он, однако, никак не выдал. Лушка потом говорила, что «у дядьки Федора щеки вот так ходуном ходили», это означало, что ходили желваки. Потом взгляд стал ощутимо меняться, я спиной чувствовала, что он смотрел уже довольно, а в конце даже горделиво. Только одного не стал делать отец – брать оружие против меня. Недостойна такого снисхождения – биться против самого воеводы? Ведь против других отец бился, да еще как!

На мой вопрос Вятич только головой покачал:

– Дурища! Как же может отец биться супротив собственного дитя?

– А если бы сын был, разве отец не может научить сына держать меч в руках?

– Может, когда больше некому. А тебя не он учил, здесь только бой, а это уже совсем другой расклад.

Зато сам Вятич со мной бился, конечно, вполсилы и иногда просто замедленно, потому как я со всеми своими умениями была сильна только по сравнению с мальчишками своего возраста. Он же научил меня нескольким приемам, которые не показывали в Москве, что неудивительно, похоже, у Вятича, как и у отца, меч с собой всю жизнь, рука больше к рукояти оружия привычна, чем к ложке.

– Настя, встань против меня.

Бились одновременно несколько пар, Лушка тоже уже скрестила оружие с каким-то мальцом, на нас никто не обращал внимания. Вятич – соперник очень серьезный, с ним надо быть очень и очень внимательной, если, конечно, нет желания поваляться на земле. Над нами с Лушкой никто не смеялся, но я не могла себе позволить проигрывать даже Вятичу, хотя прекрасно понимала, что снова окажусь побежденной. Отработали пару выпадов. Вятич похвалил меня:

– Схватчивая.

И вдруг… Этот прием я испытала на себе у Ворона, но теперь знала, как реагировать. Конечно, отбить не удалось, но хоть не упала, сумела уйти в сторону.

– Запомнила…

Он усмехнулся, и мне на мгновение показалось, что из-под густых бровей Вятича блеснул насмешливый взгляд… Ворона! И голос его! Даже головой помотала, чтобы отогнать видение. А наставник уже спокойно стоял, ожидая, когда я приду в себя.

Он показывал сущность приема, как от него уйти так, чтобы мгновенно быть готовой к новой атаке, как вообще отбить, а я не могла отделаться от странного ощущения, будто только что видела Ворона. Чтобы не пропускать позорно удары, пришлось взять себя в руки. Получилось не сразу, мало того, заканчивая тренировку, я вдруг снова встретилась глазами с Вятичем, и тот снова едва слышно усмехнулся:

– А ты крепкая… крепче, чем я думал.

Господи, это снова были глаза Ворона, и цвет их разобрать невозможно!

Домой я возвращалась просто шальной, заметив это, Лушка поинтересовалась:

– Ты чего это? Чего тебе Вятич такое сказал, что аж побелела вся?

– Луша, кто он такой? Вятич – это прозвище?

– Да.

– А почему такое прозвище?

– Я не знаю, вроде потому, что совсем местный, здесь же вятичи испокон веку жили, у него, кажется, дед волхвом был…

– А он сам?

– Что сам?

– Ну… он тебе никого не напоминает?

Лушка немного подумала, потом отрицательно помотала головой:

– Не, ни на кого не похож. А чего?

– Странный он…

– Не, он простой. А бьется здорово.

Я вспомнила, как разговаривал с Лушкой Ворон, и поняла, что даже если Вятич и был непростым, то уж никак моей сестрице этого демонстрировать не стал бы. Ни к чему.

– Почему не он стал воеводой, а отец?

– Вятич вроде не хотел этого, ну, становиться воеводой. А дядьку Федора принял сразу и хорошо. И с матерью дружит непонятно с чего. Они иногда даже по округе вместе ездят.

Почему-то было ощущение, что вокруг меня просто клубятся загадки. Это добавляло тревожности, становилось не по себе. Может, лучше вообще не задумываться, жить себе и жить, дурачась вон с Лушкой за компанию и мечтая вернуться обратно? В конце концов, кто вообще сказал, что меня вернут? Ворон. Он ответил, что не он меня притащил, не ему и возвращать, что доставили меня Светлые Силы, с них и спрос.

Ну, Светлые так Светлые. Только при мысли о Вятиче у меня теперь возникало какое-то странное чувство соприкосновения с тайной. При общении с Воинтихой такого не бывало… Я разгадаю тебя, сотник Вятич, обязательно разгадаю!