И вдруг осенило:
– А если враг окружит Козельск и встанет надолго?
Я даже не подумала о том, как выглядит мой неожиданный вопрос после интереса к Москове. Но Вятич не удивился, видимо, он наблюдал за мной все это время, а я о его присутствии просто забыла. Оглядывалась вокруг, словно прикидывая, как можно взять город-крепость.
– В городе есть колодцы.
– Я не про то.
– А про что? Про еду? И запасы есть.
– А стрелы? Вдруг враг простоит месяц, два, три?
– Ты где таких врагов видела? Степняки вообще больше седмицы округу не грабят, да и свои князья постольку не стоят.
– А вдруг?
Вятич рассмеялся:
– Ну, девка! На месяц стрел хватит.
– Надо больше.
– Зачем?
– Не знаю. Надо.
Пусть думают обо мне что хотят, но теперь я знаю причину падения Козельска и даже вроде предупредила. Послушают ли? Судя по результатам – нет. Странно, отец и Вятич производят впечатление очень разумных людей, и очень осторожных. А может, все было не так, как в учебниках, ведь кто из нас знает про сильную крепость Вщижа? Ох, эта история, заманчивая ты штука, да только постигать тебя на собственном опыте как-то страшновато…
Вернусь – перепишу всю Андрееву диссертацию к чертовой бабушке! Интересно, это только мой неверный бойфренд такие ляпы допускает или историки действительно знают пунктиром? Боюсь, что второе.
Теперь у меня появилась новая страсть – узнать все как можно подробней, чтобы, когда вернусь обратно, дать настоящий бой тому же Старикову. У него шок будет не меньший, чем у Лушки от моего умения размахивать мечом.
Отныне я смотрела на Козельск совершенно другими глазами, все время что-то выясняя и о чем-то расспрашивая. Не будь я дочерью воеводы, это наверняка вызвало бы подозрения. Мне активно помогала любопытная Лушка, девушка страшно удивилась тому, что за два года жизни в Козельске умудрилась многого о нем не знать. Эх, милая, а сколького ты не узнаешь! Над двумя любопытными боярышнями посмеивались, но рассказывали, старики так с явным удовольствием.
Я очень быстро убедилась, что человечество за последние восемь сотен лет изменилось мало, старикам также казалось, что во времена их молодости жизнь была осмысленней и понятней, а потому лучше. Получалось, что и зверья было в лесу видимо-невидимо, и птицы просто все кусты засидели, а перед глазами так и мельтешили – не пройти, и рыба была больше, даже мальки с руку размером, а уж люди так вообще богатыри, не в пример нынешним маленьким и хилым. С одной стороны, меня так и подмывало сказать, что они мелкой рыбы не видели, а люди, наоборот, в тринадцатом веке мелюзга по сравнению с двадцать первым, значит, и раньше были не больше. И по поводу «загруженности» леса всякой живностью я не согласна, куда ж больше-то, итак ступить невозможно, под ногами, под кустами, в траве кто-то путается.
Но, как известно, в молодости и голуби были другие, и ворковали куда приятней. Спорить с ветеранами не стали, терпеливо выслушивали, только приходилось то и дело возвращать разговор в нужное нам русло, чтобы дедки, вроде наших Трофима или Никодима, без конца не сбивались на воспоминания о том, как бегали к какой-нибудь Веселке «городами да задами» на «свиданку». Вообще, я заметила, что деды меж собой куда охотней вспоминали о прелестях этой Веселки, чем о боях и походах. То ли не слишком часто ходили, то ли просто хотелось забыть боль и ужас… Вот если надо нам рассказать, как героически бились с во много раз превосходящими силами противника, это пожалуйста, тут начиналось такое, что только диву давались, откуда на земле после столь блестящих побед враги оставались вообще. Казалось, деды поодиночке могли извести пару сотен половцев. Наверное, во все времена старшее поколение любило прихвастнуть перед младшим своей силой и удалью.
Я заметила и еще одно: как только разговор заходил о боях со своими же русскими, то есть с дружинами соседних княжеств, деды заметно скучнели. Даже когда их дружина побеждала соседскую, начинались заминки. Ясно, русским стыдно, что они били русских же. А не бить было нельзя?
В ответ на такой явно дурацкий вопрос Трофим почесал «репу» и крякнул:
– Так ведь как не бить, Настена? Либо мы их, либо они нас.
Похоже, я своими расспросами зашла не туда, пришлось срочно переводить разговор на другое:
– Дед Трофим, а ты чего не женился-то?
– Как не женился?! Да у меня женка такая красавица была, что вам и не снилось! У нее коса твоей – совесть не позволила Трофиму соврать уж совсем откровенно, – ну почти такая же была. И статная, во! – Руки Трофима выписали в воздухе нечто вроде песочных часов. – А вы с Лушкой из-за своих мечей скоро вовсе казюльками станете, ни тебе боков, ни титек, одни глазищи вон остались.
Ну, это ты, Трофим Иванович, ошибаешься, во мне еще килограммов десять лишних, и у Лушки тоже. И бока есть, и титьки. Конечно, с твоей любушкой не сравнить, но лично для меня многовато. Правда, явное похудание (а по моему мнению, просто приведение тел в более приличную форму) стало бросаться в глаза всем, начала ворчать и Анея, мол, что за девки, тощие как жердины, кому такие нужны. Я чуть не съехидничала, что мы ни к кому и не напрашиваемся. Это мысль, может, «отощавшую» до сорок четвертого размера невесту оставят в покое, пока не поправится (а вот тут, как говаривал товарищ Шарик в Простоквашине, «индейское национальное жилище», попросту фиг вам!)? Зря надеялась, Анея, кажется, собралась принимать меры по нашему с Лушкой «откорму». Придется утроить тренировки, чтобы мышечная масса не позволила жировым отложениям взять верх. А еще смириться с нелюбовью «моей» Насти к сладкому (вот дома в Москве отыграюсь, неделю буду в кондитерской сидеть!).
Все мое спокойное житье оборвалось в одночасье. Я больше всего переживала, как бы не оказаться действительно замужем за боярином Андреем Сивым, а налетела совсем на другое…
Словно шла по яркому летнему лугу и вдруг провалилась в какую-то яму ужаса и отчаяния, из которой немедленно следовало выбраться, иначе засыплет. Почти установившееся душевное равновесие разом перечеркнул один сон…
Под окном слышался голос деда Трофима:
– Анеюшка, а скажи-ка ты мне, к чему бы мне ноне такой сон снился…
Что-то я не замечала, чтобы тетка снисходила до толкований кому-либо снов… Сейчас как глянет искоса, у деда Троима не только все желание разбираться в своих сновидениях, но и память отшибет, небось, не один сон, но и имя свое забудет. Анея так может…
Но… тетка спокойно выслушала рассказ деда о странном ночном видении, мол, перло на него прямиком какое-то чудище, лось не лось, повыше будет, ноги длинные, вроде как лошадиные, только крепче, морда не то овечья, но опять же на лошадь чем-то похожа, а главное, спина горбатая… Меня так и подмывало высунуть нос и сказать, что это верблюд, но не рискнула, кто знает, как отреагирует на мои познания Анея, не стоит выдавать, и без того уже многое продемонстрировала.
– Что это за чудище такое, а, Анеюшка?
– Есть такой зверь, верблюдом зовется, вроде нашей лошади купцы из дальних стран держат. Животина выносливая, крепкая. А с чего тебе приснился, не знаю… Сходи к Иллариону, поставь перед божницей свечку, может, пройдет?
Вот те раз! Мало того, что наша строгая тетка позволяет себя называть Анеюшкой, она еще и про верблюда все знает. Потом я вспомнила, что Анея жила в Рязани, наверное, там у купцов и видела, а до Козельска эти животины не доходили.
Мне в ту ночь тоже снился весьма странный и даже страшный сон, но я к Анее советоваться не пошла, наоборот, постаралась никому не подать вида, что мне дурно после увиденного…
Это была какая-то странная, жуткая картина. Я проснулась, не в силах поверить, что всего лишь
