– Ничего не говорите.
– Чего он ждет?
– Чтобы вы поклонились.
– Почему же я не кланяюсь?
– Это означало бы, что вы признаете его верховенство.
– Чтобы избавиться от этой чертовой жарищи, я готова встать на четвереньки и поцеловать его шафранно-желтые сандалии.
– Спокойно! – предостерег женщину Лобсанг. – В этот момент решается вопрос о вашем верховенстве.
– Даже присесть нельзя?
– Ничего не делайте.
Скуирелли не присела, далай-лама не поклонился.
– Святейший, – заговорил Лобсанг, – я представляю вам сорок седьмого бунджи-ламу, ныне обитающего в теле Скуирелли Чикейн.
Далай-лама моргнул. Сопровождающие его жрецы вытянули вперед бритые головы, точно впервые увидели ее.
– Та самая Скуирелли Чикейн, которая играла в фильме «Медная жимолость»? – спросил кто-то.
Лобсанг посмотрел на актрису, не зная, что и ответить.
– Скажите: да, – пробормотала Скуирелли.
– Ответ – да, – произнес Лобсанг.
Окаменевшие лица советников далай-ламы вдруг просияли улыбками узнавания.
– Это Скуирелли Чикейн!
Ее окружили.
– Как поживает Ричард Гир?
– Превосходно, – рассмеялась женщина. – Каждый день поет.
– Какие новости из лотосоподобной западной земли? – поинтересовался еще кто-то.
Все это время далай-лама бесстрастно ждал, скрываясь за своими пилотскими очками.
– Он артачится, – шепнула Скуирелли Лобсангу.
– Такой уж он упрямый, – ответил тот.
– Да? Я знаю, как разбить лед. Держите. – И Скуирелли протянула свой дордже Лобсангу. Щелкнув пальцами, она взяла у Кулы шелковый сверток. Развязала и вынула свою сверкающую академическую награду за «Оценку медиума».
– Посмотрите-ка это! – воскликнула она.
– Это статуя давно исчезнувшего бунджи-ламы! – дружно выпалили жрецы.
И к удивлению всех, кроме Скуирелли Чикейн, далай-лама поднес ко лбу молитвенно сложенные руки и низко поклонился не один, а целых пять раз.
– Могу я получить ваш автограф, о Прозревшая? – смиренно спросил он.
Теперь все пошло как по маслу. Они удалились в личные апартаменты далай-ламы, жрецы закрыли двери, и все стали пить чай – к счастью, без прогорклого масла, – сидя друг против друга на подушках. Далай-лама восхищался «Оскаром» Скуирелли, в то время как она любовалась его Нобелевской премией мира.
– Вращение Колеса Судьбы приводит к странным последствиям, – изрек далай-лама.
– Я предвидела, что меня ожидает. Ведь я Телец, а у Тельцов лучшая карма.
– Теперь, когда вы признаны бунджи-ламой, что вы намереваетесь делать?
– Освободить Тибет. Для этого я и приехала сюда, – ответила Скуирелли, продолжая восхищаться Нобелевской премией. – Наверное, трудно получить такую премию?
Далай-лама, заколебавшись, отставил чашку чая.
– Почему вы спрашиваете, бунджи?
– Такая премия неплохо смотрелась бы между моим «Оскаром» и Золотым земным шаром. Кстати, я могу называть вас Дели?
– Называйте меня далай. Это означает «океан». Океан мудрости.
– Да, вот еще что. Давайте начистоту. Как лама с ламой. – Скуирелли подалась вперед. – Я хочу знать, что делаем мы, ламы, когда ощущаем плотское желание?
– Ничего не делаем. Наша жизненная цель – возвышать низменные желания.
– И сколько времени вы этим занимаетесь? – поинтересовалась женщина.
– Всю свою жизнь.
– О'кей. Скажите мне, если бы за сорок лет вам не удалось освободить свой народ, каким путем вы пошли бы к своей цели?
– Я получил Нобелевскую премию за поддержание мира. Мой принцип – принцип ненасилия. Вы ведь тоже выступаете за ненасилие, бунджи?
– Я всегда придерживалась таких взглядов. Хотя это нелегко – порой так и хочется дать сдачи.
– Рад это слышать. Невозможно разрешить проблемы Тибета агрессией, ибо китайцев очень много, а тибетцев мало и они бедны.
– Не беспокойтесь об этом. Я знаю, как обходиться с китайцами.
– Ваши слова радуют мое сердце. Ибо я последний далай-лама. Так уж предопределено судьбой. У меня нет преемника, и это ужасно огорчает моих людей. Но теперь, с появлением нового бунджи, надежда вновь расцветает. Может быть, за три или даже два десятилетия Тибет возродится и вновь станет дышать сладким воздухом свободы.
Скуирелли удивленно скривилась под своей отороченной мехом шапкой.
– Два-три десятилетия? Я думаю, это займет не более двух-трех недель.
– Недель?!
– Конечно, – подтвердила Чикейн и начала загибать пальцы с шафранно- желтыми ногтями. – Две-три недели на то, чтобы освободить Тибет, одна-две недели, чтобы объехать с визитом доброй воли все крупные города и деревни. Шесть месяцев на написание книги. И три – на постановку фильма.
– Фильма?
Скуирелли развела руками – так широко, словно хотела обнять весь мир.
– Подумайте, какая это будет сенсация! Всемирно прославленная американская актриса появляется из космической тьмы, чтобы освободить угнетенный народ. Это большое дело.
– Я не могу уследить за ходом ваших мыслей, бунджи Ринпоче.
– Люблю, когда меня так называют. Послушайте, у вас очень фотогеничное лицо. Вы не хотели бы сыграть сами?
– Сыграть?
– Ну да! Я могу еще поставить мюзикл «Агнец Света». Как в свое время