жизнь.

Кто знает, не пришло ли время для кого-нибудь помоложе?

– Благодарю вас, нет, – сказал Смит, который давно отчаялся объяснить Чиуну, что он служит президенту и вовсе не претендует на кресло в Овальном кабинете. – Чем я могу быть полезен вам, Мастер Синанджу?

– Разве вы забыли? – горячо удивился Чиун. – Пора возобновить контракт между Домом Синанджу и Домом Смита.

– Соединенными Штатами, – поправил Смит. – Ваш контрагент Соединенные Штаты. Однако срок нашего договора истекает только через шесть месяцев.

– Оформление сделок, отягощенных трудностями и проволочками, торжественно сказал Чиун, – лучше начинать загодя.

– Вот как? А я полагал, что мы просто возобновим старый контракт.

Насколько я понимаю, он заключен на весьма щедрых по отношению к вам условиях, не так ли?

– Великодушно щедрых, – согласился Чиун. – Учитывая недопонимание, на котором они основывались.

– Недопонимание?

Смит смотрел, как Чиун разворачивает свою циновку, раскладывает ее на полу, тщательно расставляет целый набор свитков и только потом усаживается сам. Пришлось даже встать, чтобы письменный стол не мешал наблюдениям.

Смит вздохнул. Не в первый раз участвовать ему в подобных переговорах.

Теперь Чиун не проронит ни слова, пока Смит тоже не усядется на пол. Он безропотно взял со стола карандаш, блокнот с желтыми официальными бланками и неловко уселся на ковре лицом к корейцу. Пристроил блокнот на колене. После стольких лет за клавиатурой компьютера карандаш в пальцах казался неповоротливым, словно банан.

– Я готов, – сказал Смит.

Чиун развернул свиток, и Смит узнал копию последнего подписанного между ними контракта. Эта была на специальной рисовой бумаге с золотым обрезом, которая сама по себе стоила сотни долларов. Еще одна никчемная трата.

– А, вот, – нашел то, что искал, Чиун. – Отвертка.

– Прошу прощения?

– Это юридический термин. Отвертка. Разве вы никогда не слышали? Они есть в большинстве контрактов.

– Вы хотите сказать – увертка. Однако наш контракт имеет жесткие условия соглашения. В нем нет уверток.

– Как говорят в моей деревне: «Никогда не поправляй императора. За исключением случаев, когда он ошибается». Сейчас как раз такой случай, Великий владыка. Отвертка имеется в пункте касательно обучения белого человека искусству Синанджу.

– Насколько я помню, за это вы запросили отдельную плату.

– Крохи, всего лишь крохи за то, что полагал великим позором и непереносимым стыдом. Однако, как выяснилось, я совершил ошибку.

– Какого рода? – осведомился Смит, предчувствуя, что, как всегда, ошибка Чиуна выльется ему в круглую сумму.

– Я обучал совсем не белого! – со счастливой улыбкой сообщил Чиун.

Смит нахмурился.

– Что вы имеете в виду? Разумеется, Римо – белый. Не могу отрицать, достоверно, кто были его родители, мы не знаем. Однако достаточно лишь взглянуть на него, чтобы понять, что он белый.

Чиун терпеливо покачал головой.

– Ни один китаец, ни один японец, ни один не-кореец доныне не был способен усвоить учение Синанджу. Этот же предполагаемый белый схватывает все на лету, как никто до него за всю историю моей скромной деревушки.

– Так ведь это, на мой взгляд, как будто неплохо? – осторожно спросил Смит, не понимая, куда Чиун клонит.

– Еще бы! Это означает, что Римо на самом деле – кореец.

И Чиун пробормотал по-корейски несколько слов.

– Что это вы сейчас сказали?

– Всего лишь назвал его по имени – Римо Великолепный. В нем течет корейская кровь. Другого объяснения быть не может.

– Может, американцы по природе своей восприимчивы к Синанджу? предположил Смит. – Ведь других американцев до Римо вам не приходилось учить.

– Не смешите меня, – с гримаской презрения отмел это предположение Чиун.

– Римо усваивает Синанджу успешнее любого корейца. Следовательно, Римо не белый.

– И, следовательно, теряют силу ваши прежние требования относительно компенсации за обучение белого.

– Именно так, – кивнул Чиун.

Смит внимательно всмотрелся в лицо корейца, однако прочитать, что за ним кроется, не сумел. С лицом Чиуна Смиту это вообще никогда не удавалось.

– И вы хотите сказать, что согласны из-за этого получать меньше денег? прямо спросил он.

– Разумеется, нет! Я подписал контракт на то, чтобы обучить для вас белого, и, зная белых, вы могли получить в результате такого прыгуна-бегуна, который с шумом и кряканьем колет доски ребром ладони. Вы же получили настоящего, неподдельного Мастера Синанджу. Вы с большой выгодой вложили свои средства, и это, по справедливости, требует поправок не только в нашем будущем контракте, но и радиоактивных – за все годы назад – выплат.

– Вы хотите сказать – ретроактивных, имеющих обратную силу?

– Да. Значит, договорились. Я знал, что вы все поймете, Мудрый властитель.

– Я понял не все, – резко сказал Смит, – и не хочу разводить антимонии, пока не пойму. Скажите попросту, каковы ваши претензии на этот раз?

Спокойным, размеренным жестом Чиун развернул другой свиток.

– У нас не претензии, – обидчиво сказал он. – У нас разумные требования, и состоят они в следующем. – И начал читать:

'Два горшка изумрудов, неограненных. Двадцать горшков бриллиантов различной огранки. Без дефектов. Восемь рулонов шелка времен Таньской династии. Различных цветов. Одна персидская статуя царя Дария. Из дерева гофер[1]. Двенадцать бушелей рупий...'

Он прервал чтение, заметив, что Смит предостерегающе поднял руку.

– Мастер Синанджу. Многое из перечисленного относится к музейным редкостям.

– Да?

– Таньский шелк, например, огромная редкость.

– Конечно, – сказал Чиун. – Иначе бы мы его не просили.

– Я вообще сомневаюсь, сохранился ли он до наших дней.

– Почему же? Сохранился. У меня он есть. В Синанджу, в сокровищнице моих предков.