По всей Греции его знали под прозвищем Непадающее дерево, хотя его настоящее имя было Мирос. Руки его в предплечьях были толщиной с ногу обычного человека, а ноги в бедрах – с лошадиную шею. Ему было сорок четыре года, но за всю свою жизнь он ни разу не пробовал ни вина, ни женщин, и мышцы его живота бугрились под кожей, точно наполовину покрытые водой камни, вспарывающие поверхность медленно текущего ручья.

Он считался героем не только в своей деревушке Арестинес, но и во всей Греции. Однако жизнь его была посвящена прославлению великого бога Зевса, который, согласно легенде, положил начало Олимпийским играм во время битвы с неким менее значительным богом за обладание планеты Земля, поэтому, вместо того чтобы жить, как подобает баловню судьбы, почитаемому за свои пользующиеся спросом способности, Мирос жил, как и все простые обитатели Арестинеса. Каждый день он спускался в пещеры и приносил оттуда огромные бадьи с углем для жителей своей деревни, чтобы те могли согреться во время холодной зимы. День сменялся днем, зима – летом, и однообразие существования Мироса нарушалось лишь тем, что раз в четыре года он отправлялся в одну плодородную долину, чтобы отстоять свой титул Олимпийского чемпиона по борьбе.

Сейчас он собирался завоевать этот титул в шестой раз. Он знал, что такое удалось только Мило из Кротона сто лет назад... тем не менее Мирос из Арестинеса позволял себе тешиться надеждой, что спустя еще четыре года он снова отправится туда, чтобы завоевать олимпийскую корону в седьмой раз. Такого не удавалось еще никому. Это будет рекорд, о котором станут помнить долгие годы и после того, как сам Мирос превратится в прах, а его бессмертная душа вознесется на гору Олимп, чтобы вечно жить там вместе с Зевсом.

Сидя на земле в своей хижине, Мирос потряс головой, дабы отогнать прочь эти мысли. Прежде чем праздновать седьмую победу, следовало посерьезней подготовиться к тому, чтобы завоевать шестую. Его колени уже давали повод для беспокойства.

Только он принялся обматывать правое колено полоской тонкого полотна, как в палатку вошел мужчина. Человек был высокий, худощавый, с бледно-розоватым лицом, что было весьма необычно для этой деревни, которую за последнюю неделю заполонили атлеты со всей Греции – крепкие, орехово-коричневые от работы на солнцепеке.

– Что, Мирос, колени беспокоят? – спросил человек.

На вид ему было никак не меньше шестидесяти, и, взглянув на него, Мирос с грустью подумал, что Плинатес постарел. Плинатес был главой Совета старейшин, еще с тех пор, как Мирос был мальчишкой, – вот так и состарился, служа своей деревне. Мирос был рад тому, что ему не приходилось работать головой, а только пускать в ход свои руки, ноги и спину. Плинатес выглядел так, будто жить ему осталось совсем недолго.

Мирос ничего не ответил.

Затем сообразил, что это невежливо, и сказал:

– Я посвящен служению Зевсу, однако, когда он создавал людей, ему следовало бы получше подумать об их коленях.

Говорил Мирос медленно, продолжая накладывать на колено повязки.

– Совсем неважно, каким большим может вырасти человек, колени у него точно такие же, как и у маленького. Мне кажется, это не вполне разумно. – И тут же быстро добавил: – Однако Зевс, конечно же, не поверял мне своих планов.

Плинатес что-то пробурчал и сел на подушку напротив Мироса, тем временем темноволосый гигант продолжал заниматься своим коленом. Семь полос полотна слева направо. Потом четыре полосы вдоль ноги вертикально. Затем еще четыре полосы справа налево. Потом закрепил все тонкой полотняной тесьмой и принялся за левое колено.

– Видел твоего противника, – проговорил Плинатес. – Похоже, он очень силен.

– Оттониус действительно очень силен, – ответил Мирос. – Но он еще мальчик, а я мужчина.

– Ты был не намного старше, когда впервые победил здесь, – заметил Плинатес. – Не следует недооценивать мальчиков. Этому дали прозвище Нож.

– На этих играх я со всеми осторожен, – сказал Мирос, не поднимая глаз на своего собеседника. – Потому я и перевязываю себе колени.

– Может статься, что на этих играх Нож свалит тебя, кого называют Непадающим деревом, – проговорил Плинатес.

Мирос тотчас поднял глаза. Если бы Плинатес не был главой Совета старейшин и лучшим другом его покойного отца, он указал бы старику на дверь. А так это выглядело бы непочтительно. И Мирос, опустив глаза, снова принялся за левое колено.

– Ведь может статься, что ты не готов, – продолжал Плинатес.

– Не готов? – переспросил Мирос. Эти слова Плинатеса показались ему насмешкой. – Я не готов?! Да я, Плинатес, могу сегодня победить весь мир! Не готов! – И он, набрав полную грудь воздуха, расхохотался глуховатым раскатистым смехом.

– Это очень плохо, – сказал Плинатес.

Мирос поднял на него удивленный взгляд, уронив при этом на пол полотняные повязки.

– Потому что сегодня ты проиграешь, – добавил старик.

Его выцветшие глаза спокойно смотрели на Мироса, и борец пристально вглядывался в них, пытаясь уловить насмешливое выражение, подтверждающее, что тот шутит. Но ничего такого не увидел. Плинатес был серьезен.

– Что такое ты говоришь? – спросил Мирос.

– Сегодня ты проиграешь. Так решил Совет старейшин.

– К счастью, – сказал Мирос, – мнение Совета отличается от моего мнения, и его эдикты не имеют отношения к состязаниям по борьбе.

– Это верно, – сказал Плинатес. – Этот эдикт не имеет никакого отношения к состязаниям по борьбе. Он имеет отношение к правительству и войне. Ты – проиграешь.

– Но почему?! – воскликнул Мирос, все еще ничего не понимая. – Да, Оттониус из Куристеса силен. Он молод. Но при этом глуп, да к тому же тратит свою жизнь на женщин и вино. Ему ни за что меня не одолеть.

– Все это верно, – проговорил Плинатес. – И тем не менее он победит.

– И как же это? – спросил Мирос.

– Ты ему поддашься, – ответил Плинатес.

Мирос в ярости вскочил на ноги, из горла у него вырвалось нечто очень похожее на рычание. Любой другой, увидев выражение его лица, вылетел бы из палатки. Но Плинатес не пошевелился и не выказал никакого волнения.

– Ты должен благодарить Зевса за то, что был другом моего отца, – тихо проговорил Мирос. Его черные глаза пылали гневом, жилы на шее вздулись. Огромные кулаки то сжимались, то разжимались.

– Да. Я был другом твоего отца, и я твой друг. Но еще и главный старейшина деревни Арестинес, и это налагает на меня ответственность еще большую, нежели дружба.

– Ну да, – сказал Мирос. – Ведь наша деревня уже пять лет воюет с Куристесом; сейчас у нас перемирие на время игр, а завтра, после того как сегодня я выиграю у Оттониуса, мы снова продолжим войну с Куристесом. И все пойдет по-прежнему. Я же отстаиваю честь нашей деревни.

– А сколько людей погибло за эти пять лет войны? – спросил Плинатес.

– Не знаю. Это пусть считают политики.

– Двести шесть человек, – сказал Плинатес. – А что, если я скажу тебе, что в