твоей власти спасти, может быть, столько же? Или даже четыреста? Что сейчас в твоей власти покончить с этой войной? Что ты один можешь привести свою деревню к победе? Что ты на это скажешь?

– Я скажу, что я борец, – ответил Мирос.

– А я скажу, что твой отец отдал за нашу деревню свою жизнь. И ты сочтешь эту цену недостаточно высокой?

Мирос медленно опустился на земляной пол и отшвырнул ногой полотно, которым обматывал колено. Оно ему уже не понадобится. Он понял это, и сознание безысходности сдавило ему грудь, словно тяжелый, черный кусок угля, который он копал в Арестинесе на протяжении тридцати лет.

В полдень Мирос из Арестинеса и Оттониус из Куристеса встретились в финальном олимпийском поединке борцов. Тела их блестели от пота под палящим греческим солнцем, когда они стали друг против друга на прямоугольной двенадцатиметровой площади, очерченной на земле в долине, где сливаются Кладец и Алфец.

Оттониус был одного роста с Миросом, но в отличие от смуглого Мироса имел белую кожу и белокурые волосы. Мирос видел, как Оттониус победил своих противников на четырех предыдущих поединках, и знал, что этот юноша очень силен. Но он также знал, что он сильнее и быстрее Оттониуса, и что тот меньше заботился о своем теле. Как там сказал Плинатес? Что он не готов? Он, Мирос, не готов?! Да он мог бы уложить в этот день целую сотню таких, как Оттониус!

Глядя на Мироса, Оттониус усмехнулся, и Мирос подумал, уж не известно ли тому, о чем просил его, Мироса, Плинатес. Но тут он увидел, что Оттониус остановил взгляд на его смуглых тяжелых детородных органах, и сделал вывод, что Оттониус ничего не знает ни о требовании Плинатеса, ни о детородных органах. Если уж борца оценивать по величине этих самых органов, то бык, без всяких сомнений, должен быть сильнейшим борцом.

Судья подал сигнал к началу схватки, публика стихла, и два обнаженных атлета осторожно двинулись навстречу друг другу к центру двенадцатиметровой площадки. Когда они начали кружить в центре площадки, Мирос заметил, что Оттониус двигается не совсем правильно. Белокурый юноша стоял в классической стойке, на носках, но когда двигался вправо, то большую часть своего веса переносил на правую ногу и опускался при этом на всю ступню. Это была небольшая, но все- таки ошибка, и Мирос собирался ею воспользоваться.

Но вот борцы сошлись и схватились за руки. Мирос сделал два шага вправо, вынуждая Оттониуса сделать то же самое, чтобы держаться к противнику лицом. Мирос чувствовал каждое движение Оттониуса: один шаг, второй. И как только Оттониус перенес вес тела на правую ногу, Мирос мгновенно перенес тяжесть своего тела на левую, упал на спину и, уперевшись правой ногой Оттониусу в живот, перебросил его через себя. Оттониус тяжело плюхнулся на спину. От его падения в воздух взвилась туча пыли. Не успел он вскочить на ноги, как Мирос был уже на нем. Его руки стиснули шею молодого борца.

– Никогда не смей надо мной смеяться. Ты, сын собаки из Куристеса, – прошипел Мирос в ухо юноше.

Оттониус сделал отчаянную попытку освободиться от захвата, но его движения, казалось, только позволили ручищам Мироса еще надежнее обхватить его шею.

– Ты двигаешься, как бык, – прошипел Мирос. – Вот почему теперь лежишь подо мной, точно овца для стрижки.

Он еще сильнее сдавил горло Оттониуса, и тот, дернув ногами, попытался движением всего тела вырвать свою мокрую от пота голову из рук Мироса. Но этот прием ему не удался.

– А борешься ты, как женщина, – продолжал Мирос. – Я мог бы продержать тебя так, пока ты не уснешь. Или просто одним движением свернуть тебе шею. Ясно тебе?

Оттониус снова попытался освободиться. Но Мирос сдавил его еще сильнее и слегка подвинулся, чтобы усилить захват тяжестью тела. И тут юному борцу показалось, будто голова его начинает отделяться от туловища.

– Я спрашиваю, тебе ясно? – повторил Мирос.

– Да, – выдавил Оттониус. – Ясно.

– Вот и хорошо, – прошипел Мирос. – А теперь, глупая башка, я тебя отпущу – живи, но постарайся бороться так, чтобы всем казалось, будто ты сам освободился. Дрыгни-ка ногами еще раз.

И Оттониус дрыгнул обеими ногами. На этот раз Мирос ослабил захват, и Оттониус выскользнул из его рук. Как только юноша неловко поднялся на ноги, Мирос сделал бросок к нему. Нарочно промахнувшись на несколько сантиметров, Мирос упал, уткнувшись лицом в землю, и тут же почувствовал, как Оттониус, прыгнув ему на спину, стиснул руками его шею.

– Почему? – спросил Оттониус, наклонившись к самому уху Мироса. – Почему ты это сделал?

– Не знаю, – ответил Мирос. – Наверное, потому, что я сегодня был не готов.

Позволив Оттониусу продержать себя достаточно долго, Мирос поднял руку в знак того, что сдается. Оттониус встал и победно вскинул вверх обе руки, затем наклонился, чтобы помочь подняться Миросу.

Мирос встал сам.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, павлин, – прошипел он.

Публика сидела молча, пораженная скоротечностью схватки, но через минуту разразилась приветствиями, когда Оттониусу вручили медаль на цепочке. Мирос стоял рядом с противником и восхвалял силу и быстроту Оттониуса. Оттониус же восхвалял мастерство Мироса и называл его величайшим чемпионом всех времен. Миросу было лестно это слышать, но удовлетворения он не ощущал.

Вернувшись в свое жилище, Мирос нашел там мешочек, оставленный ему Плинатесом. В нем было шесть золотых монет. Это было богатство, предназначенное Миросу в утешение за его поражение.

Мирос пошел к реке и швырнул золото в воду.

В тот же вечер Оттониус с группой атлетов из Куристеса отправился домой. К этому времени он уже позабыл, при каких обстоятельствах досталась ему победа, и теперь важно шествовал во главе вытянувшихся цепочкой атлетов, точно Ахиллес, марширующий вдоль стен осажденной Трои. Когда они приблизились к стенам Куристеса, атлеты подняли Оттониуса и понесли его на руках. Это был сигнал, которого ожидали жители деревин.

Они тотчас же принялись пробивать в стене тяжелыми молотами дыру, поскольку многовековая традиция гласила: если среди нас есть такой великий атлет, то к чему все эти защитные сооружения от врагов? Эта традиция имела столь же давнюю историю, как и сами Олимпийские игры, и пришла, как говорили, из далекой заморской земли, где обитали боги.

Атлеты остановились перед пробитым в стене проходом, а в это время сидевший в сотне метров от них на вершине холма Мирос наблюдал за ними и, наконец-то все поняв, с грустью качал черноволосой головой.

Оттониус, рисуясь, прохаживался взад-вперед вдоль стены, разглядывая проход. Миросу с вершины холма было хорошо слышно, как тот с недовольным видом кричал:

– Я победил Мироса из Арестинеса! Так неужели вы считаете, что я не заслужил большего чем эта узкая щель?

Он еще не договорил, а люди с молотками уже взялись увеличивать проход. В конце концов они сделали его таким, что Оттониус смог пройти через него, не нагибаясь. Остальные атлеты последовали за ним.

Вскоре на землю опустилась тьма, но в деревне разожгли костры, возле которых еще долго пели и танцевали.

А Мирос все сидел на вершине холма и смотрел.